Chesnova_N_A_Niznyy_Landekh

Слушать в одном файле
First transcription: 0:0:0 Last transcription: 2:30:42


CAN1941: Тридцать лет пела. Да, ходила.
Interviewer: Тридцать лет [туда]?Ух ты...Вот интересно как!
CAN1941: Заходите. Ну, по креслицам садимся. Садитесь, садитесь.
Interviewer: Спасибо. Спасибо. Ещё спросить в начале, знаете, вот, песню такую они пели: "Пойду, ох, пойду погуляю, муж=...
CAN1941: "Пойду молода погуляю?" Пойду, попляшу-пострадаю, раздайся народ, дай мне места! А мне всё кричат, я невеста". Ведь не та?
Interviewer: Нет...А можно...А можно мы телевизор потише сделаем, чтобы нам записать?
CAN1941: А её, эту ж, не знаю, я один только куплет.
Interviewer: Да хоть один куплет.
CAN1941: Нет-нет-нет-нет, я ничего не, не могу. Я потому чтосильно болею, у меня воспаление лёгких...
Interviewer: Воспаление лёгких? А Вас лечат как-нибудь?
CAN1941: У меня тут всё..Болит во всей г=... Антибиотики, вот, делают, а у нас стационар-то закрыли. На районе-то, ко врач=, врач приезжает сюда один раз в неделю. Из Пестяков, из района. А то я ездила, рентген, он мне сказал: "Приезжай на рентген". На рентген приехала, он поглядел и говорит: "Всё, у тебя пневмония, дорогая моя. Только в Шуе будешь лежать-то". Вот ведь у нас чего. Какая дыра-то. Ну они попели Вам песни, девчонки-то?
Interviewer: Незадача. Попели. А, вот, песню, они нам пели: Пойду погуляю, мужа дома нету, ой-бай, говори, головка".
CAN1941: Да, ну, да-да-да.
Interviewer: А Вы знаете до конца её, они нам, чего-то, до середины допели только?
CAN1941: Нет-нет-нет, я тоже, только вместе с ними уж, наверное. Лидия Ивановна была Красильникова? Так она её всю знает.
Interviewer: Да. Вот, чего-то как-то не всё. Им было не так легко вспоминать, поэтому...
CAN1941: А уж а я и тем более, вот похворала, так вообще, у меня всё ушло из головы-то.
Interviewer: Надежда Алексеевна, а, вот, вот эта, которую сейчас говорили...
CAN1941: Она, ведь, не это, нефольклорная! Нет.
Interviewer: Нефольклорная? А какая?
CAN1941: Ну просто, такая, простая песня. У нас здесь заведующая э-э этим клубом была Галинка. Теперь в Мытово она живёт, вот она её всё пела эту песню. А я её, чай, один куплет и знаю-то я её. Я что и знала... Всё уже забыла, мне, ведь, годов-то,о, сильно много.
Interviewer: Да? А Вы хорошо выглядите. Шестьдесят.
CAN1941: Конечно!А, вот, сколько, вот, думаете Вы мне годов? Моя ты милая...Ещё давай семнадцать!
Interviewer: Ещё семнадцать? Ничего себе, семдесят семь лет! Ничего себе.
CAN1941: Да. Вот, в сентябре будет семьдесят семь. Да, много. Они там все младше меня, я у них самая старшая. У нас самой хорошей певуньей была Катерина Григорьевна Рудомётова. Вот уж она бы Вам и напела, и голос у неё, но она сейчас, э-э, не живёт здесь. Вот, она скоро приедет сюда. Она то у дочери в Нижнем Новгороде жила, а теперь она живёт у Любашки далеко на севере. Ну, вот, в августе они приедут. В августе.
Interviewer: О, интересно.
CAN1941: Вот уж она певунья так певунья. Сколько она знает песен! Столько песен никто не знает, сколько знает она! Всяких... Семь километров отсюда. Да, в деревне Васьково.
Interviewer: А Вы отсюда родом, вот, сами-то? Семь километров, в деревне, да? А-а-а...
CAN1941: Вотаева Алька-то, она тоже из Васьково. Сестра-то моя,
Interviewer: Да, Вы похожи с ней! Да, есть сходство.
CAN1941: Похожи? А кто старше-то из нас, она или я?
Interviewer: Я б сказала, что примерно одинаково.
CAN1941: Она на девять годов меня младше-то.
Interviewer: На девять годов? Да?
CAN1941: Да. Она с пятидесятого, а я с сорок первого. Да, я родилась в год войны.
Interviewer: Да? Ух...ужас. Да, да.
CAN1941: Да, в сентябре сорок первого, первого года. Да, весь голод и холод был мой.
Interviewer: Ой, трудная жизнь.
CAN1941: Чего только мы...Чего только мы не ели, чего только мы не грызли. Одним словом у нас бабушка была, и маму-то всегда посылали везде с молодыми, с девчонками. Работай, дескать, у тебя есть кому дома-то сидеть-то. И вот бабушка-то мне потом рассказывала. Говорит: "У меня целый двор скотины был. Летом-то мне хочется и по ягоды сбегать-то везде. Вот, зыбки раньше-то были, зыбки. Я тебе, - говорит, - нажую черного хлеба, соску, дам и как хочешь, и мухи на тебе, и всё на тебе". Вот, выжили как-то по-тихонечку. Но здоровья-то нет, конечно, никакого.
Interviewer: А мама не кормила что ли?
CAN1941: А маму-то послали, вон, в Верхний Ландех, в Бараново, есть там Бараново, рыть окопы. Какие неграмотные были, в штабах служили, Барановичи. Немцы подходили к Барановичам, Белоруссия. А, вот, сказали, наше Бараново. Вот, лопа= лопатой ходила мама-то ко=, копала, её послали. Никто не глядел, что маленький ребенок.
Interviewer: Ужас, ужас.
CAN1941: Ужас, сколько всего пережили. Но, однако в деревне, вот, потом в деревне, когда уже мы стали понимать, что мы люди, да, может, годов шесть мне было...Все жили одинаково. И никакой зависти не было: "Ты богатый, я бедная... Все были одинаковые. Вот, все работали, не покладая рук. Можно сказать и денно, и ночно. И...И все питались одинаково. Да, пекли свой хлебушек, подмешают в него и колокольца, колокольцов подмешают в хлебушек, вот.
Interviewer: Колокольца - это что?
CAN1941: И вот это.Коло=, коло=, коло=, коло=, кол=, после льна. ? Лён, вот, [внуткул, да], вот эти колоколочки остаются. Их жарили и вместе с хлебом мешали и ели. Потом лебеду, лебеду. Гнилую картошку, вот, картошка, которая оставалась после...Ну, не всю выкопаешь, весной-то, вот, собирали, вот эти "лейтенанты" их звали.
Interviewer: Картошки эти называли "лейтенанты"?
CAN1941: Да.Да, вот. Нет, из них, вот, пекли лепёшки и звали их "лейтенанты". Они...Их не разгрызёшь никак. Какой уж, какие уж они лепёшки были. Молоко своё всё сдавали, налоги платили. Надо сколько килограмм мясо было сдать, масла. Есть у тебя корова, нет у тебя коровы - а всё сдавай. Дык мы уже ели один только обрат. После молока-то,молоко-то, вот, всё, верх соберут, а, вот, обрата-то давали нам поесть-то.
Interviewer: Это вот это молоко, такое жидкое, да?
CAN1941: Да, да, его сепарировали, если у кого были свои сепараторы. А-то снимали, вот, ложкой сметану-то снимали. Её вот так, в четверти вот так трёхлитровой были. Катали, делали своё масло, а вот этот обрат нам давали или, вот, пахту [они] после этого масла.
Interviewer: Да..Тяжёлая жизнь была.
CAN1941: Да. Хорошо т=...Очень тяжёлая.
Interviewer: А, вот, раньше у вас мылись в бане или в...? Были бани у вас, да?
CAN1941: В бане, у нас бани были, да. У нас, вот, было две семьи. Нам фамилия была Бровковы, две семьи. Вот, значит, мой папа был и был ещё брат, напротив дядя Боря. Одну неделю, вот, они топили баню, одну неделю. Другую неделю мы топили баню. Их было пять человек и нас было пять человек в семье. Мы всегда мылись в бане, но бельё, бельё, был бук. Бельё бучили.
Interviewer: А что это такое, бучили?
CAN1941: Вот, вот что такое. Ведь, Мыла-то, дык, не было. Вот, значит, как вот такая вот кадка, кадо=, кадочка. Были провёрнуты дырки, там, на дне, эти дырки провёрнутые. Клали, потом была вот такая деревянная шайка. На две, значит, дощечки, вот этот бук клали. Туда закладывали бельё, потом, значит, в печи, в чугунах кипяток, воду вот туда, в этот бук и заливали, сколько раз заливали. И в тряпки клали золу. Золу, наверх бука-то клали золу. И, вот, этой водой сколько раз заливали, кипятком-то. И оно там прело это бельё, прело, прело. Парили, как бы, парили. Ну, маленько было потом, стиральный порошок был чуть-чуть какой-то. А-то мыльца чуть-чуть дадут ведь, вот, хоть в баню с ним иди, хоть бельё стирай. Потом, вот, мама пойдёт на реку. Река у нас была, валёк был вот такой деревянный, валёчек, с ручкой, и она, вот, значит, его прополощет и этим вальком вот так: "Бух-бух-бух-бух!"Потом ещё раз ополощет, так скрипело, бельё-то какое было, прям скрипело даже, белоснежное. А зимой-то, и зимой бучили. И зимой пойдёт, в котелочек нальёт водички горяченькой, чтобы руки-то там потом полоскать-то не замерзали.
Interviewer: О, как интересно всё [было]...
CAN1941: Вот, так вот, с, с бельём так обращались. Хлеб сами, жернова были, вот так, жернова были. Сами мололи, нас, маленьких детей, заставляли. Мели, мели, мели, а то в ступе, в ступе толкли. В ступе толкли. Ступа была, вот такая ступка.
Interviewer: Зерно, да?
CAN1941: Да, толкли зерно. И, вот, ели его, варили. Пекли сами по деревне[-то], раньше идёшь - не нанюхаешься! Как вкусно пахло хлебом-то! А теперь, вот, сами и печём, а всё равно...Никакого запаха нет уже, не, не, не та мука-то, не то зерно, что было раньше.
Interviewer: Да. Да,да,да...Да...
CAN1941: И все в каждом доме, каждый пёк для себя. В магазинах никаких не было хлебов, ничего не было. Никто ничего не продавал. И магазины-то я, вот, не помню. Потом-то, уж, потом стал у нас быть магазин, а до этого я и не знала, никакого магазина у нас не было. Ходили по ягоды...Главная ягода была клюква. Раньше родители скажут: Не пойдёте в болото, не наберёшь ягод, в школу пойдёшь - тебе ничего не будет куплено". В чём прошлый год ходила, в том и нынче пойдёшь. Вот, пойдём. Она начинает спеть-то к концу августа, а первого сентября нам в школу. Дык, вот, босяком ходили в болото-то. Босяком, ни сапогов не было, ничего не было. Вот, идём, да идём гривой, а на гриве-то шишки упадут с ёлки, да с этой, с сосны, да иголки-то. Вот так ноги-то идём-идём, а там в болоте в мху целый день, в моху голые ноженьки, ничего. Так, вот, спрашиваешь здоровье, а где оно будет? А в ав=, в августе уж росы начинаются холодные. Холодно было идти-то, вот, ведь, чего. Целый гурьбой пойдём, а потом и, когда были каникулы, уж повзрослее-то стали мы, может, годов десять, заставляли родители-то с собой идти на работу. Лён-то пололи, то с мамой-то его, вот так, вальком колотили. Потом его расстилали по, по лугу, потом его собирали, он полежит, вот.
Interviewer: А, вот, когда у вас начинали сеять? Вот, весной, в какое время? В мае, да?
CAN1941: Весной, в мае-месяце. Да. Ну, до Его=, как погода! Как погода, да.
Interviewer: Это, вот, до Егорьева дня ещё или после? Как погода? Угу. Пахать...
CAN1941: И мы начинали сеять, в мае месяце начинали уже пахать, в мае месяце. Пахать, начинали пахать. Там ведь теперь-то, кто раньше-то с лошадкой...Я помню, ма=, у мамы была хромая белая лошадь. У нас всё называлось поле одно. Вот, бабушка мне говорит: "Пойди, неси матери поесть". А не было, ведь, ни=, ни=, ничего, ни банок, ничего. Вот эти глинянные крынки, горшочки. Она мне тряпочкой, вот так вот завязала, я привязала тряпочку: "Вот неси матери". Я виляла, виляла, у меня горшок, видать, с тряпочки съехал, и суп про=, пролился. Вот, что я ревела, вот я, что ревела: Маменьке ничего я не принесу поесть-то. Всё у меня почти что весь суп вылился". Пришла к ней, ну маленько чуть-чуть там осталось, она говорит: "Окаянная, ты, эдакая, всё, ну тебя дуру, никаких, да всё!" Вот, немного ей досталось, как мне было больно и обидно, что суп-то я пролила. А уж какой суп? Так, картошка да вода. Вот, боронила она и пахала на лошади, всё женщины. А то, помню, бык у неё, у мамы бык был. Бык, бычище, страшный бычище. Вот она его запрягала, двухколка телега-то была, два только колеса было, не четыре колеса-то, а два колеса. И, вот, на нём возили навоз. Она мамке на таком-то, маме=, маменька была у нас худенькая. А бычище-то здоровенный. А слепни, вот, слепни, как слепни те его заели, он как на этой телеге в лес уехал! Убежал в лес с телегой-то. Потом уж один парень, там у нас в деревне-то был здоровый такой, он всегда нам помогал, нашей семье. Вот, она: "Витька Белов! Пойди, гляди-ка, у меня бык-то на семену уехал! А он заехал вот между двух деревьев. У него, эти, и больше ему ехать нельзя было. Вот ведь как-то вот тяжело работали, на быках женщины, да, война. Чего делать-то? Папа-то у нас был,
Interviewer: Да, да, да...
CAN1941: папа-то у нас инвалид был, его на войну-то не брали, он у нас работал председателем колхоза, папа-то работал председателем колхоза, вот. Была бабушка вот, мама, я. Потом через...Да детей-то у нас было много! Восемь человек, только все дети умирали. Большие умирали, я, вот, даже помню двоих детей, которые умерли... Лёшка, вот, ну не помню, или постарше он меня был или помладше, и Вера. Умерли. А я-то, вот, потом-то решила своей-то головой: резус был у кого-то у родителей отрицательный! Потому что, вот, у Альки, резус отрицательный. И поэтому, вот, наверное дети-то и умирали. [У кого-то], то ли у папы, у мамы, а раньше ведь не определяли, не знали.
Interviewer: Не знали...
CAN1941: Так вот у меня сейчас сахарный диабет, а, вон, Люся, медсестра, всё говорит: "Уж откуда у тебя диабет-то, у родителей-то?" А я говорю: " А кто у родителей-то проверял?" Кто кровь-то проверял? Сроду не проверяли, они умерли, и век у них никто, никакой крови не проверяли. Вот, у нас, вот, школа была в Холмах. до четырёх классов. Вот, мы целый километр ходили, из Васьково в Холмы в школу. А четыре класса, когда кончились, ходили сюда в Ландех семь километров. В школу-то целой гурьбой, семнадцать-восемнадцать человек нас ходило, целая гурьба. Сюда уж в Ландех ходили десять классов. Я уж десять классов кончала здесь, в Ландехе. Это шестой, седьмой, восьмой, девятый, десятый. Пятый ещё, и в пятый сюда. Маленькие... В пятый класс какие? А всё равно, надо было семь километров. Туда да вот оттуда. Только на квартиру-то вставали уж, когда вот, осенью, когда уж дни короткие, вот в окт=, октябрь, ноябрь. И то в среду домой пойдем. А дадут пять рублей - вот, как хочешь живи на них. Пя=, пять копеек бабушка давала. Да своего хлеба, вот, даст, да молока своего даст. Картошки...вот, жили здесь на квартире. Кто, у кого сильно большая-то семья, тех в интернат.
Interviewer: Интернат тут? Да...Интересно.
CAN1941: Вот, интернат тут. Да, в интернат. А мы вот на квартире жили у бабушки, у бабки у одной, на полатях спали. Кроватей дак никаких не было, полатях. Вот как девчонки. Тяжелая жизнь-то была у нас. Теперь, вот, все говорят: "Ой, как трудно-тяжело жить!" Нет уж, теперь всё вот есть! Только работай. Ну и работа, конечно, не везде есть работа. А ведь раньше-то, ну всё равно, все жили по-одинаковому. Никто никому не завид=, богатых не было, все были одинаковые. Все были одинаковые. Никаких богатых не было.
Interviewer: А, вот, у вас было такое вот...Вот начинают когда сеять, ну вот как-то примечали или праздник устраивали, вот начало сева, конец сева?
CAN1941: Ну вот в основном в Троицу у нас праздник был.
Interviewer: В Троицу, да? Да, да.
CAN1941: Ну, Троица, она ведь всё ра=, не в числах бывает, в зависимости от Пасхи. Вот нынче, допустим, была ранняя Троица-то из-за того, что была Пасха ранняя, в апреле месяце. А то и, другой раз, Пасха бывает первого-второго мая, так Троица бывает чуть не в июль-месяце, шесть недель после Пасхи. Отмечали! Особенно колхозный праздник отмечали, когда уже соберут весь урожай.
Interviewer: Да? Да? Делали пра=...?
CAN1941: Кололи телёнка, заколют этим, им, там, контора у нас была, вот в этой конторе, кто чего принесёт, кто огурцов, кто капусты, кто чего. И, вот, они там гуляют. А мы дети сопливые тоже туда придём. Нам чего-нибудь дадут поесть. Там тоже они выделят, родители-то. Вот,отмечали. В основном, когда кончалась, вот, уборка. Картошку уберут, и называлось "колхозный праздник". Да, да. А так-то Троица, Троица, мы, вот, дети, и знали, что в четверг всегда подвивали берёзку.
Interviewer: А как, как это "подвивали"?
CAN1941: Как? Вот, срубят берёзку, посреди деревни её поставят. Каждый из дома несём кто ленточку, у кого есть, у кого тряпочка есть. Вот, и на эту мы берёзку всё это навешаем. Ленточки, тряпочки, знаем, что это вот пять моих тряпочек, шестая моя ленточка. Все дере=, деревенские-то. Потом, родители нам...Это четверг, это мы её подвивали, берёзку. Вот, потом, значит, вот нарядим её, подовьём, а в само воскресенье развивали берёзку. То есть родители нам, кто кашу сварит, кто яичницу сварит. Мы там поедим, потом все эти веточки, ну, песни поём всякие там, ходим, да. А уж какие, я даже теперь и не помню.
Interviewer: Песни? Про берёзку или просто всякие поют?
CAN1941: "Стой берёза, стой, не качайся..." Уж и не помню теперь, но знаю, что вот пели-пели-пели, ходили коро=, хороводом круг этой берёзки.
Interviewer: Да, хороводом ходили? Дети, как интересно...
CAN1941: Да. Да, вот мы дети-дети-дети. Да,вот, потом её, значит, в воскресенье разовьём и бросали её в реку, и вместе с ней начинали купаться.
Interviewer: Да, и сами туда же, да?
CAN1941: Да, и сами туда. Вместе с ней, вот, поедим. Тут, кто чего сготовит, у кого что есть. Кто пирогов принесёт, кто чего. Вот мы там посидим под этой берёзкой. Разовьём её, песен попоём, поиграем, чай, какие-то игры были. А какие ничего уж не помню, сколько годов прошло...
Interviewer: Ах, эта, стой, береза, стой, не качайся". А как, вот, не помните, как там?
CAN1941: Люби милый...чего-то". Ничего теперь не помню. Вот поверьте мне, девчонки, ничего не помню. Сколько всего было, сколько всего знала, а теперь ничего не знаю. Ну с людьми вот, допустим, начнём, но [я в их теперь в клубе другая], я и вчера им сказала. Нина, пойдем к Надежде Алексеевне!" Я говорю: "Во-первых, я болею. Во-вторых, я на вас обижена. Не знаю, как вы загубили всю лебёдушку". Вот эта полная женщина стала ходить, Надежда, она все песни приносит вот теперь, что из компьютера возьмёт. Да, и скажет: "А я не знаю..." Дык надо учить! "Я не знаю!" Фольклорные песни совсем уже не поём, несколько лет. Совсем не поём, да. А сколько их было, их море у нас было всяких этих песен. Знаю, что, вот....На...Мы=... Мыла Марусенька белые ноги, белые ноги, лазуревы очи. Плыли к Марусеньке белые..." Ой, господи... "Белые гуси. "Кыш, вы плывите, воды не мутите, воды не мутите, свекра не будите". Свекор Марусеньку будет ругать, где-то Марусенька ночку гуляла, ночку гуляля, кого обнимала? Так, и то чуть-чуть, вот, всё забыла, девчонки.
Interviewer: А она ещё длинее, да, ещё дальше?
CAN1941: Да ещё маленько чего-то есть! Потом Лидия-то Ивановна всё знает. Вот чего-то..."Сух и строен, словно палка", вот эту песню пели. Потом...
Interviewer: Эту они нам не пели. Ни "Марусеньку", ни "Сух и строен".
CAN1941: Вот, "В субботу день неясный, нельзя в поле работать". Тоже не пели? Вот, потом-потом-потом...
Interviewer: Эту спели, эту спели нам, да.
CAN1941: Ясный месяц плывёт над рекой". Да, пели?
Interviewer: Да, эту вот да, красивая.
CAN1941: Вот..."Ванька -ключник", но она нефольклорная, они тоже вам не пели.
Interviewer: Пели, спели, да. Да..."Разлучил..." Да, да..
CAN1941: Ванька-ключник, злой разлучник, разлучил князя с женой". Вот...
Interviewer: А про Марусеньку не пели, прям интересно... Нина Алексеевна, а Вы записывали эти песни куда-нибудь?
CAN1941: А? А, кто, записывал, может, кто-нибудь, кто слушает. Вон, может, другой, другой раз
Interviewer: А записывали куда-нибудь эти песни?
CAN1941: кто, может, слушает, записывает, кто нас слушает, мы если выступаем. А я не знаю, где... У Кати-то, вот, у неё спросить было, у неё целый было, это... Ну, вот, вы уедете, она приедет, она уж певунья такого голоса, поискать надо! Ни у кого нет такого голоса, как у неё. Очень, и она все-все, ведь она песни все...Ей уже за восемьдесят, за восемьдесят много, но она все песни знает, и хороший у неё голос, очень хороший. А они теперь не поют! Я сказала: "И ходить к вам не буду, Вы не стали петь фольклорные песни! Если она приносит эти песни из компьютера, мы стоим, их учим. А она не хочет наши песни поучить, вот эта Надя.
Interviewer: Ну а чего ж, пусть учит. Это ж, это же из этих мест! Ваши мамы пели, правда? Их же надо сохранить.
CAN1941: Конечно, конечно. Вот то-то и да-то.
Interviewer: Да, ну мы им вчера сказали тоже, да. Как-то, ну, ну и говорили, что...И они тоже вот сокрушались, что как-то мало стали петь.
CAN1941: Я им всем, и Галине Алексеевне сказала, и Нине Владиславовне я говорю: "Вы "Лебёдушку" нашу загубили, куда мы только не ездили!" Мы и в Палех ездили, выступали, мы и в Иваново ездили, выступали! Вот, и по району-то, поскольку клубом выступали. И все первые места очень часто занимали. Вот, потом раз, бросили они вот это всё, я говорю: Вы теперь не называйте "Лебёдушка", называйте какую-нибудь ваш, вот, с этим, [с окорочком], c вашим".
Interviewer: А сколько лет примерно хору?
CAN1941: Я вот тридцать лет ходила, а до меня ещё ходили люди-то. Лет, наверное, сорок, если не больше. Доярки были, женщины, ходили-доили, семьи были, и все ходили. Вот у Лидии-то Ивановны ходила мать, тётя Клавдия, ходила сестра Вера, ходила сестра Фаина, ходила сама Лидия Ивановна. Вот, четверо ходили. Вот, тётя Нюра Волкова ходила, вот Катя-то Рудомётова, Фаина Кирпичёва...Фаина Кирпичёва... Кто ещё де=...Много их, много было женщин. Они до нас ещё ходили, до нас уж, потом, вот, мы к ним присоединились. У нас уж вот теперь Тамара Шулейкина была, ходила, умерла. Молодая такая женщина. Ходила у нас, с нами, приехала, из Узбекситана они приезжали. Вам-то они фотографии ведь не показали?
Interviewer: Кое-что посмотрели.
CAN1941: Пойди-те вот, возьмите, сейчас я ещё стульчик вам дам. [Покажи]...раз собирались. На все праздики здесь собирались,здесь, здесь на все праздники собирались.
Interviewer: А как собирались на масленицу? Это уже на улице тоже или в доме?
CAN1941: Нет, нет, я имею в виду в клубе-то.
Interviewer: А в клубе-в клубе, ага, ага.
CAN1941: Это все ещё не то. Это домашние. Домашние фотографии, домашние.
Interviewer: Какие у вас тут яркие костюмы![Красивые костюмы].
CAN1941: Вот, соседка моя, умерла, учительница, рядом жила, Лидия Анатольевна. Это, вот, я к Серёжке ездила, в армии был он у меня, сын. В этот самый, Петербург.
Interviewer: Ой, Лидия Ивановна, да. Праздники ваши, ой! Ха-ха, а вот это Нина Владиславовна,да ?
CAN1941: Да, это мы в Пестяки ездили перед Новым годом. А это вот мы этого, Господи, на подиум, как, к этому, выходили. Господи...Александр, вот, Васильев. А это вот ярославские ребята. Ой, две что ли тут? Ярославские ребята. А это вот мы на ярмарку ездили, в Пестяках ярмарка была.
Interviewer: А-а-а, какие костюмы яркие у вас прямо!
CAN1941: Это тоже вот, наверное, подиум, на подиум. А это вот в Пестяки тоже ездили. Это вот с Лидией Ивановной в основном, с ней всё попеваем. Мы с ней с одной стороны: я из Васьково, она из Холмов. Одну...Один километр мы одна от одной. Это, вот, мы в Пестя=...Вот, Катя-то Рудомётова.
Interviewer: А, ага. А кто вам придумывает такие костюмы? Или вы сами шьёте?
CAN1941: Вот на подиум-то когда идём?
Interviewer: Нет, вот эти, в которых выступаете.
CAN1941: Ну, в которых выступаем, там у нас есть клубные. А уж вот, если на подиум, то сами придумываем. Кто че=...Вот эти нам костюмы подари=, Гришин подарил этого, ситца-то. Эти вот сарафаны у нас, они у нас давнишние.
Interviewer: Красивые. Это у вас здесь такие были? У ваших мам, вот, синие были? Да,правда, да?
CAN1941: Да-да-да, да, вот такие. А, нет, были ещё зелё=... Зелёные или жёлтые, я забыла, то ли зелёные, то ли жёлтые, раньше эти были костюмы другие, другие. Вот у нас какой ведь хор был большущий! Сколько у нас было народу! Мужичок у нас был, Коля Демидов.
Interviewer: Гармонист? Пел?
CAN1941: Нет. Пел и очень хорошо плясал, вот, ключик. Ключик выделывал. Ногами-то вот так вот пляску делал, дробил.
Interviewer: Дробил ногами? Это "ключик" называется, когда дробят ногами?
CAN1941: Да.Да, да. Да. Он всё говорил, ключик, он нас учил-учил, а мы никто не, не сумели. Они вам не показали такие фотографии или показали кое-какие?
Interviewer: Нет, но они больше пели. Нас так больше так...вот сами песни интересовали.
CAN1941: Вот Галя-то у нас...Васильев, видете, видете,она у нас за Васильева. Она, Галя, она, конечно, не певунья, но она вот выступать умеет, она театрал.
Interviewer: А вот правда ли, что здесь вот, в деревнях, не в хоре, а вот в деревнях, когда песни раньше пели, их разыгрывали? Ну как-то вот показывали, там уточку показывают там, если про уточку поют, лебедь...?
CAN1941: Нет, у нас такого не было. У нас пели, у нас...Вот, допустим,
Interviewer: Не было у вас так...
CAN1941: в нашей деревне, деревне Васьково, там же в каждой деревне были гулянья массовые. Допустим, вот, в Холмах Рождество Богородицы. Вот, откуда Лидия Ивановна. Это двадцать первого сентября. Так. У нас, вот, в Васькове, в Васькове, моей деревне, Десятое Воскресенье. После Пасхи. Значит, в каждом доме приезжает гость ко всем. Изо все=...Кто откуда. У нас вот в основном всё время приезжали из Южи. У нас гости в Юже были.
Interviewer: А, в этот день, да?
CAN1941: Папины братья, вот. Там уж и дети его были. И все, вот. Сидят там, значит покушают, потом берут гармошку, берутся за руки и вдоль деревни идут. И поют песни. Кто какие знают. У нас вот, допустим, папин брат, который жил напротив нас, у него...Он очень был хороший гармонист. Вот скажешь: "Вон, у Бровкова гости все какие красивые, нарядные". Из Южи приедут городские, вот. Да, тётка в Забарихе, вот, жила, четыре километра. Вот у нас была Забариха. Вот, вот это в каждой деревне. В Троицу, допустим, в Забарихе, в каждый праздник где-то были гуляния. Вот тут Шиловское, тут в Троицу гуляли.
Interviewer: А вот Духов день как-то отмечали?
CAN1941: А Духов день после Троицы. На второй день Троицы - это Духов день, вот.
Interviewer: А вот как-то отмечали или гуляли тоже, было?
CAN1941: Ну вот так же гуляют, вот так же гуляние собирается. Только он бывает по понедельникам, а по понедельникам все работали.
Interviewer: Так же гуляли?
CAN1941: В основном гуляли только в воскресенье. Вот в воскресенье один был выходной. А то все...
Interviewer: Да..Да Вы сядьте!
CAN1941: Да, вон, у меня ведь кресло, я сяду хоть туда! Нет, дайте я мале=, маленечко постою. Чего же делать. Вот...
Interviewer: А говорят, что в Духов день работать вроде нельзя, нет? Выбирать, да?
CAN1941: Ну там поверий-то всяких многих, но не приходилось эти делом...Да, потому что работа была превыше всего. Работа...Раньше тебе без бригадира-то, вот нам...Допустим, вот, надо было ей бучить бельё, дык она скажет: Андреевич, я завтра не приду, я завтра буду бучить бельё да буду топить баню. Да надо это..." А на работу собирали, у нас посередине деревни стояла липа, липа, и на липке висел вот такой вот железный блин, и такая железная колотушка была у бригадира: "Будь... Будь..." Всё, собирайся на работу. И утром позвонит, и в обед позвонит, а вечером уж нету. А если, допустим, пожар когда, тогда: "Ту-ту-ту-ту! Вот так звонили в этот же колокол.
Interviewer: Во как...И все уже знали.
CAN1941: Да, вот. Все уже знали, что это, допустим, где-то горит.
Interviewer: Я хотела просто уточнить, Вы сказали, что у Вас родители на Троицу делали кашу. А из чего она была?
CAN1941: Пшённая, пшённая в основном. Сеяли своё, просо называлось. Я ещё, вот, в детстве-то пасла воробьёв там, чтобы они не клевали просо-то. Она, вот, растёт, вот такая кисточка на ней, кисточка. И много-много-много-много там вот этой пшенины. Потом её серпом жали, Серпом, серпик вот такой есть, серпик. И колотушкой колотили это пшено, выколачивали. Не то, что покупали, покупать было негде. А сами сеяли вот это просо. И вот это была пшённая каша, больше никакой. Сроду рис, рис-то уж вот когда уж взрослые стали. А так никакого риса не было. И яичницу ещё делали, яички.
Interviewer: А вы жарили или как-то варили?
CAN1941: Нет. Вот... Я им часто вот и дома-то делаю. Разобью, допустим, у меня маленькая плошечка. Разобью два яичка, их вот так вилкой ту-ту-ту-ту-ту, потом полью немножко молочка, ещё ту-ту-ту-ту. Потом до полности молока-то налью, всю ёмкость полностью и поставлю в печку. И гляжу, чтобы она не это, не переварилась. Вилочкой туда ткну, если на вилочке ничего не остаётся, чистая вилочка, значит, уварилась. А-то если её переваришь, там отрыгнётся вода. Вот, это называется яичница. Да.
Interviewer: Интересно...Вот интересная какая! Очень всё интересно... А вот, а вот, вот у вас последний сноп или первый приносили, бывало такое? Вот, когда вот уже уберут урожай, что сн=, сноп приносили домой? Или в колхозе...
CAN1941: Ну, в колхозе снопы были. Их агроном делал, перебирал. А так я не знаю, домой не приносили.
Interviewer: Не остав=, не оставляли, да, один вот, да?
CAN1941: Нет, нет, у нас не было такого дела.
Interviewer: Не было такого, да...?
CAN1941: Вот знаю, что нам, когда жали рожь, жали рожь...Ведь, серпом вот, её жали. И мы ходили, помогали ей, вот, хоть и сноп собирали, вот. Потом сделают вот такой пояс и вот сноп завяжут. Потом начинают, эти снопы вот так все поставят, штук, наверное, десять, а наверх ещё два снопа. И такая бабка образ=, образовывалась. Вот десять снопов, десять снопов вот так кругом поставят, а потом два снопаразделают вот так вот и как бы крышку сделают. И сделается вот такая бабка. Потом вот они, когда там постоят-постоят, потом на лошадях их свозили, эти снопы, на ток. И колотили вот эту рожь, выколачивали. Потом-то уж вот я помню был у нас этот...мотор, стоял. И вот такой ремень страшный. И уж пихали их потом в какую-то машину, машины уж делали, а не, не руками. А то ведь всё руками, цепы были. Вот палка длинная, и ещё вот такой штукой, вот им боть-боть, он крутился, вверх-то крутился кругом. Вот им, этим цепом, били. Выколачивали зерно-то, потом вытряхивали. Потом сортировки были, машины, вот руками вот так. Крутишь, засыпаешь зерно-то, и оно чистенькое валится. А там ветра стояли! Вот всё, мы это всё делали. Нам не давали гулять-то никогда в каникулы-то. Мы всегда помогали матерям, матерям помогали.
Interviewer: Работали много...
CAN1941: [Если что вдруг], скажешь: "Вот ты глянь-ка за лето, пятьдесят трудодней заработала! Вот, а чего там трудодни-то, ничего не давали... Ну наш колхоз был богатый. Богатый он, потому что был у нас льноводческий, лён у нас всегда родился очень хороший. И когда кончали этим льном заниматься...А им уж заниматься кончали зимой, потому что зимой-то его мяли. мяли, я-то знаю, маме носила есть туда, риги были. Она выйдет вся черная, не наша, непохожая мама-то. Мяли, вот его сначала-то в ригу-то поставят, эти снопы, он там пожарится, потом его через две...мялка была такая. Ну, вот его пихали, и такие рубчатые, железные два вала. Вот, через этот вал их пропустят, две женщины стоят-крутят вот эту штуку-то. Потом хлыщут, такая вот длинная штука стояла деревянная. Острая, острая такая. Через неё похлыщут, а потом были...мяло, мяло. Вот та=, такое вот мяло, вот она вот так шик-шик-шик-шик, и вот он, этот, такой-то, как волосики уж образуются, этот ленок. Мама скажет: "Вот я сегодня намяла двеннадцать килограмм". Двеннадцать килограмм помнёшь!
Interviewer: Да, да...Это правда... Ну, а вот летом, какие у вас отмечали праздники летние ещё?
CAN1941: Вот я и говорю...
Interviewer: Иванов день отмечали?
CAN1941: Ничего у нас не отмечали в деревне, некогда было отмечать, всё время потому что работали. Вот отмечали в основном, что я говорю,
Interviewer: Прест=, такой престольный.
CAN1941: в каждой деревне был свой праздник, вот у нас Десятое Воскресенье. В...Кленки были в Ильин день, второго августа. А так никакие праздники не отмечали, некогда было, все были в работе. Выходных не было в колхозе, никогда никаких выходных.
Interviewer: А где Вы собирались на престольный праздник в основном?
CAN1941: В каждом доме и ходили по деревне. И в каждом доме были гости, вот. А чего гости? Вот, бабушка раньше...Вина не было никакого. Фляга, брагу поставят. Вот я как помню, поднос был у нас такой вот страшный, жёлтый какой-то. Вот в стаканах подносят...Чего? Он наза=...Они не окрошкой звали, а холодный звали. Сделают квас, туда капусты, яичко, ни колбас, ничего не было. Щи сварят, курицу зарубят, курицу, да. Потом пирожков напекут, вот тоже яичницу, кашу, компот. Вот, вот такая, такая была еда. Потому что...Ну вот Ильин день, я и говорю, в Кленках было гуляние, ходили туда.
Interviewer: Ну а вот Казанскую, Ильин день как-то вот...[праздновали]? А вот...
CAN1941: Сначала-то поработают, поработают сначала родители-то, а уж потом и гульба будет. Целый день гулять никто не даст, потому что второго-то августа ещё сенокос во всю мощь идёт.
Interviewer: А вот как-то, вот, не примечали, что вот на Ильин день дождь бывает всегда? Не говорили такого? Всегда, да?
CAN1941: Всю жизнь бывало на Ильин день, да. Дождик был, всё время был дождик. У меня, у нас жила тётка, вот, моя родная. Мы знали, что в Кленки пойдём на гуляние, там тётка. Она всего тоже настряпает, к ней пойдём в гости.
Interviewer: И дождик все равно бывал, да?
CAN1941: Дождик, дождик. А свету не было. И вот у неё дочь была, Нина, старшая, она с тридцать седьмого года, а у них две избы было, одна изба была отделанная, одна была неотделанная. И вот мы в грозу-то всё время сидели в той избе. Чтобы не...Гроза была, да. Мы её боялись, грозу, да.
Interviewer: Грозы была, да? Боялись, да?
CAN1941: Вот на покос ходили. Покос вот у нас, допустим, Васьково, а покос был в [Гогулях]. Пешком, они все на лошадях поедут, повезут туда грабли, да вилы, да всякой всячины. А мы лесом, тропкой пойдём. Помогали родителям-то. Всегда, вот, и на покос ходили, и везде ходили. И со льном занимались. И придёшь, придёшь, матери придут, уж устали, у них дома-то хозяйство да всё. А мы на речку сходишь, ноги помоешь и в клуб гулять ещё. В клуб ещё гулять пойдём. А потом клуб-то у нас изломался. Мы его, комсомольцы, ходили, лес сами заготавливали да всё, а гуляли потом на току. Ток был, ток.
Interviewer: А...А, где молотили. Понятно..
CAN1941: Где, вот, зерно перерабатывали. Вот где, гуляли на току. В Кленки ходили на ток гулять. А то раз в детских яслях...Тоже чего-то клуб-то у нас не работал. В деских яслях...гуляли, вот...
Interviewer: А когда у вас, вот, начинали купаться примерно, в какой...?
CAN1941: Вот я говорю, в Троицу вместе с берёзкой. Да, да, да, да.
Interviewer: В Троицу? А, в Троицу - это было первое купание! Только начинали купаться...А-а-а...
CAN1941: Как бы берёзку развиваем и вместе с ней бух в воду!
Interviewer: А-а-а, надо же...
CAN1941: Вот нынче, допустим, рано. Ну, не че=...Ну, раньше ведь не такая погода-то была. Всё равно она как-то была, шла со временем, в ногу со временем. Если уж июнь, дак июнь. Да, а теперь ведь погода-то, вон, вся переглумилась. Не поймёшь чего. Июнь-то вот весь был холоднущий нынче. Да. Ну, вот...
Interviewer: А-а-а. Да, всё как-то по-другому. А когда заканчивали купаться?
CAN1941: А всё, сказали второго августа. Родители скажут: "Со второго августа уже не купаются. Олень туда рога пустил".
Interviewer: А-а-а...Ну, холодная.
CAN1941: Да, ну вода уже...Росы начинаются, ночи холодные. И вода уже холодает. Ну ведь другой раз мы не слушались, однако накупаешься...
Interviewer: Ну да...
CAN1941: Вот, да...У нас речка такая была, не больно хороша. Мы ходили на кленковскую реку вот купаться, в Кленки. Вот, у них там песочек был, а они нас шугали.
Interviewer: [А чего, да?]
CAN1941: "Почто васьк=...Почто васьковские пришли на нашу реку?" Вот ведь да, чего было. Делёж какой-то был.
Interviewer: Да...Они говорили, что, вот, ну вот, русалка в реке там? Странно...
CAN1941: Да все эти поверья, все были такие! Да, конечно были.
Interviewer: Были, да? А чего говорили? Ну, может...
CAN1941: Сказал: "Не надо ходить купаться много в воду. Вот надо в такое время только купаться. Покупаться маленечко и уйти, а то русалку утащит с собой туда в воду вас". А у меня подружка была, дак вот мы с ней накупаемся, а мама придёт спросит: "Клавдия, где эти две, эти бесовы заразы?" Она скажет: "Вот, погляди, сидят на печи в фуфайках". Вот до чего накупаемся, что на печь забьёмся. А ведь раньше печи топили каждый день. Ни...ни электричества не было, ничего, не на чем было готовить-то. Я вот и до сих пор всё говорю: И всё время всё было горяченькое!" Как оно вот, не кисло, что ли?
Interviewer: Ну да...
CAN1941: Ведь надо было по...ну позавтракать сами по себе, пообедать горячее А вот до вечера-то? Всё видать в печи вот, стояло, горячее. Похлёбку дынную наварят летом-то. Тыквы, тыквы, тыквенную, да, ели...
Interviewer: Какую? Тыкву? Тыквенную? А-а-а...
CAN1941: Потом из грибов бабушка делала. Какой-то холодный... Так вот штук нарубит их, вот нарубит-нарубит-нарубит, сварит в печи-то, а потом остудит их. Вот и ели. Так и ели всё, не знаю чего. Ну, ели, ели. Жили...
Interviewer: Да...А вот купаться - это нельзя, вечером не разрешали вам или...и утром, да?
CAN1941: Ну, вот, скажут, допустим: "До обеда только можно купаться, после обеда купаться нельзя, русалка вас утащит после обеда, она в воде, русалка после обеда".
Interviewer: Да?
CAN1941: Пугали нас, а мы ничего не боялись! Да. До такой степени уж накупаешься, что вот посинеем все и на печи сидим, бо-бо-бо-бо-бо-бо-бо, даже губы синие.
Interviewer: О, как интере=...А, вот на болото вы ходили. Пугали, ну не говорили, там, не знаю: "Кикимора заведёт". Или
CAN1941: Ничего нам не говорили, мы знали, что на болоте есть змеи.
Interviewer: не было? Заблу=, заблудились...?
CAN1941: У нас мальчишек кусали, вот двух мальчишек кусали в Кочке. Вот тогда Юрку Худякова укусили и Генку Бровкова укусили прямо в пальчик.
Interviewer: О-о-ой.
CAN1941: И Зина у нас была Кочетова, вот мы шли с Корчёвки с земляникой, землянику брали. Давай зайдём на кленковскую, покупаемся". А пришла, она лежала на берегу. Зина-то не видела, она её прямо в ногу укусила.
Interviewer: О-о-ой... И как, ну выжили, выжили, выжили? В больницу...Да.
CAN1941: Ну увозили в больницу, а в больницу-то на лошади, и машин, ничего ведь не было.
Interviewer: Ну, в смысле выжил они? Вылечили...
CAN1941: Ну да, вылечили ее. А она была высокая такая, ноги у неё здоровые. А уж потом нога-то у неё прямо вот такая была, как ведро. Здоровенная, вот.
Interviewer: Ужас, ужас, ужас, да... Ну никак не оберегались от змей как-то? Ну мало ли...
CAN1941: А как уберегаться? Босиком ходили. И руки, глядели уж вот на кочки и глядели. Болото ведь, страшное болото.
Interviewer: Угу. На болоте страшно.
CAN1941: А я, - говорит, - если не наносим, другой раз продурим ведь там. тоже мои мы пойдём, и мальчишки, и девчонки. Продуришь, придёшь, бабушка скажет: "Что-то больно сегодня мало уж ты набрала". Так вот, не все дни...Раз на раз не приходится. Другой раз на это место придёшь - есть ягода, а на другой раз придёшь - там уж выбрали, или нет, нет ягод. А ходили ведь...ой ходили, ходили по ягоды. Вспомнишь и вздрогнешь. А жили этими ягодами. А потом вот родители зимой ездили в Шую и эти ягоды продавали. По стаканчикам. Они замёрзнут, эта клюковка, и вот они продавали их. А больше денег, в колхозе одни трудодни были.
Interviewer: Ну да...
CAN1941: Денежек негде было взять. Так что, вот, продашь эту клюковку, ягодки...Теперь ведь вот и чернику принимают, и землянику принимают. А раньше нигде не принимали, я помню, мы набирали земляники... А здесь вот двухэтажное здание, вот где больница, центр-то вот тут, тут был пионерский лагерь, дети какие-то жили. Вот мы ходили, им тоже земляничку продавали, вот этим ребятишкам. Денежку нам дадут...А то у нас были Дубовичи. И там жили торфушки, на Дубовичище, которые разрабатывали болото, торф, торф разрабатывали. Вот мы туда, ну, кто лук понесём зелёный, кто картошку понесём. А ходили по трубам. Вот эти железные трубы, они разогреются, да они вот их гидромассой-то обольют, а мы босиком. Ходили...Пять или шесть километров ходили вот, продавали им. У них всегда были деньги, у торфушек. Им давали денег-то. Мы им носили молоко топлёное, вот. Все ходили...Детей нас, детей нас заставляли ходить вот туда.
Interviewer: Хорошо, ну всё-таки была возможность, была...
CAN1941: Я вот раз помню полмеры картошки несла и продала на рубль. Рубль, вот. И заш=...Все в столовую пошли, и я пошла. Там макароны были, толстые такие с маргарином. Вот я двадцать копеек проела, так дала мне бабушка за это дело. Проела двадцать копеек, только восемьдесят копеек ей принесла за картошку, а надо было рубль. Вот как жили. Хотелось поесть-то ведь.
Interviewer: Да...Да конечно...
CAN1941: Дома-то макарон-то не было, а им, торфушкам, давали. Всё им давали. Вот туда мы ходили за рыбой, за треской. Да вот на праздник, когда праздник, скажут: "Пойдите в Дубовичи, трески оттуда принесите..." Вот это к празднику...Да.
Interviewer: К празднику...А вот как у вас тут зимние праздики праздновали? Вот там Покров, вот как-то...
CAN1941: Ничего, ходили только в церковь, больше никаки=...Да.
Interviewer: В церковь ходили? А у вас открыто было, да?
CAN1941: У нас вот чихачёвская церковь и здесь в Ландехе две церкви никогда не закрывались. У нас вот чихачёвская церковь, она ещё три километра от нас. Мы из Васьково вот не сюда в церковь ходили, не в Ландех.. Холмовские ходили сюда, вот Лидия Ивановна, они сюда ходили. А мы ходили в Чихачёво четыре километра. Церковь-то. ВОт она и до сих пор сейчас славится, наша чихачёвская церковь. Из-за того, что там батюшка, видно, лечит ли, чего ли. Все вот тут, даже из-за границы приезжают, из-за границы
Interviewer: В Чихачёво...
CAN1941: к этому батюшке в Чихачёво. Вот, если будет у вас возможность, как-нибудь туда бы...Там, ой, чего настроено всего, всего настроено. Фуры стоят страшные с этим...Но там монастырь. Да.
Interviewer: Там монастырь, да? А, ага...Будем знать.
CAN1941: И батюшка там лечит. Да. Аль какую уж они, какую уж они ещё вам песню-то не пели? Погоди, погоди... По морю, по синему морю..." Не пели про море-то?
Interviewer: Нет, моря вроде не было...
CAN1941: Не было? Какие ж мы ещё-то пели...
Interviewer: А вот в Святки пели какие-нибудь песни?
CAN1941: А в Святки ходили ряжеными. Да, да.
Interviewer: Ряд=, ряжеными ходили, да? А как ходили?
CAN1941: Ряжеными. Снимали, у кого-нибудь снимали избу, и там всё...Все Святки. И ряжеными ходили, и там, и пели, и плясали. Молодёжь, вот, после работы, конечно, это дело вечером только было.
Interviewer: А, и туда приходили ряженые, да?
CAN1941: Приходили ряженые и плясали там, и всё, и мы вот ряжеными-то ходили.
Interviewer: А в ко=, как рядились?
CAN1941: По-всякому, кто как. Я, вот, помню даже другой раз тыкву, из тыквы выберут всё, вот вырежут всякую всячину, на голову её, его наденут, и вот в такой-то маске явятся. А помню вот моего дядю, дядю Борю, тогда в гробу припёрли даже, да-да.
Interviewer: Да? А он поднялся из гроба, да? Все испугались, да?
CAN1941: Вот...А потом он вот там встал, все взбесились, вот. Да, да-да-да-да-да. Кадриль танцевали, кадриль. Вот, мы...Лидия Ив=, с Лидией-то Ивановной, она говорит: Вспоминай что ли!" Я говорю: "Их ведь вот двенадцать штук, я и не помню". А теперь уж совсем старых-то нет никого, умерли. Умерли мужики те, которые играли. Двенадцать было, ну как сказать-то? Первая, вторая, третья, четвёртая, пятая! Знаешь, вот, одна была: "Ой вы сени, мои сени, сени новые мои! Сени новые, дубовые, решетчатые!" Вот!
Interviewer: Песен? [Танцевали?]
CAN1941: А их много таких-то было. Танцевали...По, как бы сказать, одиннадцать, двеннадцать мелодий - все разные! И по-разному танцевали. Парень с девушкой, выводил её, да всё. Всё забыли, Лидия-то Ивановна забыла.
Interviewer: А вот под "Сени" как, какая фигура была? Как танцевали? Под "Сени мои новые"?
CAN1941: Да вот так, по-моему, брались за руку парень с девкой, выходили, их четыре пары стояло. Две так, две так, две так и две так. И он выводил, вот, девчонку за руку. Потом вот так, потом кружились. Кру, кружи=...
Interviewer: Ммм, понятно. Это под "Сени", да?
CAN1941: Это под "Сени". Потом был, да их много было, но всё забыла. Вот всё, ничего голова не соображает. А у меня прошл=, этот, вот в августе, прошлый год, был приступ с головой, так я совсем ничего не помню.
Interviewer: О-о-ой, Господи помилуй, да...
CAN1941: Ничего не помню.
Interviewer: А у вас было вот, колядки пели или песенки какие-нибудь?
CAN1941: Ходили мы в Рождество: "Коляда-Моляда..." Погоди... Ой ты тетёнька, ой ты добренька, подай-ка курку сдобеньку! Не режь, не ломай, подай целый каравай! Подай целенький, с кашкой беленькой! Это мы ходили перед Рождеством в четверг.
Interviewer: В четверг перед Рождеством?
CAN1941: Был=...Да, ну как его называли? Ст=... Рождественский четверг, вот, перед Рождеством-то в четверг. Колядовали ходили.
Interviewer: Сочельник, может? Сочельник?
CAN1941: А? Сочельник, да-да-да-да. Вот, да. Вот и говорю, что ничего не помню. Ходили по деревне. Кто чего даст, целую сумку наберём, потом делить начнём. Это перед Рождеством. Целой гурьбой.
Interviewer: Это дети делали или молодёжь? Дети ходили, детьми.
CAN1941: Мы, мы дети ходили, дети, дети. А уж вот я здесь стала жить, девчонки ко мне всё ходили. Целой партией девчонок, они любили ко мне ходить. Я и стол соберу, накормлю их, девчонок-то. Девчон=, девчонки, ученики.
Interviewer: А Вы в школе работали что ли?
CAN1941: Не-е-т, я работала в колхозе! Я раб=, пятьдесят годов я в колхозе проработала, я тридцать два года только по=... Работала главным бухгалтером. Потом, потом в Москву уехала. Три с половиной года в няньках была. У брата водилась с внучкой. Все прошла азы, да. Меня там в Москве:"Да, тётя Надя, оставайся, мы тебя и пропишем!" "Домой-домой-домой-домой-домой-домой-домой! Шестимесячную взяла её, воспитала до трёх с половиной лет. Дык они вот каждый год ко мне приезжают, она повиснет мне на шею и начинает шептать: "Бабушка Надя, а ты уже к нам больше не приедешь никогда что ли?" Говорю: "Нет, мой милый, всё уж, хватит". Вот уж пойдёт в пятый класс. Ольгушка. И в Москве нажилась. Везде, жизнь заставила всё.
Interviewer: Да, во какая жизнь богатая... Ага...Да, да, да.
CAN1941: Детям было трудно, вот поехала, им помогала. Они тут мою пенчию получали, а мне там платили пятнадцать тысяч. Вот на сейчасные деньги. Это не больно давно там было. А дом топили. Сноха ходила, топила. Я говорю: "Мне дом не запускайте! А то всё отвалится, всё почернеет.
Interviewer: А вот вы, это, в святки-то гадали вы, когда были молодыми?
CAN1941: Да ходили, гадали, мы, вот, работали, контора у нас была. Вот там теперь был колхозный магазин, там в центре. Вот мы с Ниной Александровной, с бухгалтером. По ночам сидели, годовой отчёт делали. Ходили, вот, сапоги с ног кидали, потом бумагу жгли. Вот так её скомякаем, сожжём и к печке пристав=, приставляли. Чего там покажется, какой, чи машину, чи...? Ну не знаю, [чем это всё показалось], вот. Потом кольцо кидали в воду, да вот гляди-гляди, кто-то покажется! Сроду никто мне не показывался.
Interviewer: Да?
CAN1941: Никогда в жизни, вот. Чего ещё-то, какое у нас было гадание? Вот знаю, что выходили на перекрёсток,и вот с ноги скидывали сапог. В которую сторону он полетит, и с той стороны будет жених.
Interviewer: Интересно всё, ой...
CAN1941: Да.В общем детство было очень интересное. Пусть оно было бедное, но так было интересно! Всей гурьбой,все вместе! Потом играли, горелки да горелки. Вот, зн=...
Interviewer: А как горелки?
CAN1941: Как? Вот тоже в деревне-тоидём парой. Один стоит с одной стороны, другой стоит с другой стороны. Идём парой, то ли девчонка с мальчишкой, тоже можно две девчонки. Вот приходишь к тому человеку, который там стоит. Он, допустим, тебя выбрал - ты пошла на другую сторону. А кого не выбрали, тот остался дежурить там, на этом, на дороге-то. Ну вот на той стороне стоят люди и на той стороне человек стоит. А мы вдвоём-то вот идём. Две па=, дв=, двое, двое.
Interviewer: От одних к другим, да?
CAN1941: Да, эти выбрали, допустим, ты остался сторожем. Пошли сюда, там другого выбрали. Вот, это горелки какие-то назывались. И в лапту-то играли, в мяч-то, выбивал-то. Выбивали мячом-то. Лапта называлась.
Interviewer: А в горелки, поют что-нибудь? Вот идут вот по, это что-то поют при этом, нет?
CAN1941: Ничего не пели, шли-шли, болтали чего-нибудь, болтали. Не пели. Петь-то мы ходили выступали, у нас клуб был, выступали. Но у нас ни музыки, ничего не было. Ходили, пели просто так. Пели, всякие сценки делали и всё делали в клубе. И все потом соберутся, придут. Семечки жуют, семечки. Это уже всё зимой только было, летом неко=, некогда было никому. Все были в работе. Всё вручную было, всё вручную. Начинали вот со ржи. Первую начинали рожь заготавливать, потому что её сеют под зиму. Её сеют осенью, в сентябре месяце, под зиму. Потом, значит, вот с этим льном сколько было...А потом сенокос. Сенокос начинается. Надо было накосить везде, все заливные были покосы-то. Потом значит, вот, со льном. Его полоть ещё, вот мы, дети, ходили, пололи да обрабатывали его. Вот верёвка, верёвка, соски навешаны тут и тут. Две стоят с верёвкой, одна идёт, вот, стучит по этим соскам-то, это опыляли. А потом ведь его, уж про этот дуст сказали, что он очень вредный. Он много годов в земле ведь даже не это... А мы без маски были, без ничего.
Interviewer: Ужас, ужас, да.
CAN1941: Ходили, детей, вот, заставляли нас, это... Пололи его, вот, лён, была эта вот, жёлтая-то трава. Потом щипали руками, вязали в снопы. Потом его возили на ток. Сначала-то вот, [вальком] его били, а потом уж начали расстилать на ладони и на машину клали дрова, и машиной. Машина туда-сюда, туда-сюда, уж это, это уж... Всё, одним словом ручной труд был всё время.
Interviewer: А Вы, вот, сказали, просто уточнить, лапта... Это играли командами или нет?
CAN1941: Ну по-моему командами играли, выбивали, тоже стояли там и тут. Кто в кого попадёт, ко=...да. А мяч-то какой был! Мяч не резиновый был, а какой-то вот такой мячик сделанный из черного из чего-то такого. Как дадут этим мячом, дак очень долго всё болело, да.
Interviewer: Да?
CAN1941: Прям я не знаю даже, из чего он. Нерезиновый был, чёрный, Какой-то...Прям как из сажи из какой. Вот, когда сожжёшь резину, жжёшь резину, вот такая какая-то штука была. Тяжелущий был.
Interviewer: Что такое царьки?
CAN1941: Потом в царьки играли, царьки-то. Ну вот так, так, так, расчленим его. На шесть штук. Раз, два, три, четыре...Клеточки и ляпок.
Interviewer: А, такие, как клеточки, да?
CAN1941: А чего ляпок-то? Какая-то разбитая была или тарелка, или, там, чашка. И на одной ноге прыгали! Его, вот...На одной ноге прыгаешь. Его из клетки в клетку...
Interviewer: Толкаешь.
CAN1941: ляпок-то. У меня, вон, палец до сих пор болит, как я с этим ляпком. До сих пор, вон, горбатые пальцы. Помню, как орала, что орала.
Interviewer: Пора=, поранились что ли? Ой-ой-ой...
CAN1941: Да, какой-то тот был камень. Я скакала на одной-то ноге и в этот камень палец, это... Да, а ляпки вот были, дак берегли вот эти штуки. Муравленые эти, их всё звали мурашки да мурашки. И, вот, берегли их. Которые...А потом, а там раз-два-три-четыре, а потом тут вот такой вот круг ещё был сделанный. Ну, выиграла или не выиграла! Потому что если ляпок-то попадёт, вот, где расчленённые эти штуки-то - это значит ты проиграла. Надо чтобы он...проскочил все эти штуки.
Interviewer: Интересно...
CAN1941: Вот такое было детство. Луку раньше на=, нарвём в огороде, водой нальём. Это у нас "окрошка", в избушки играли. Да всё деревянные какие-нибудь устроим себе.
Interviewer: Строили избушки деревянные так?
CAN1941: Да, избушки. А что накладём вот каких-нибудь чураков да досок. Там у нас и куклы были, там у нас, вот, и окрошку-то вот эту вот мы ели, помню. Ещё бабушка-то не больно велела луку-то рвать. Та сказала: "Ровно рви, только пёрышком". Говорила: "С [...] не вытаскивай". И огород, всё надо было поливать, и это всё было на детях, На детях. Потому что родители все были в работе. Им совершенно некогда было пикнуть. Некогда было пикнуть. Вот они только, гулянье-то. И-то с обеда только они погуляют, а в понедельник уже пойди на работу. Все, вот, когда эти были, как они назывались престольные праздники, престольные праздники. У кого Троица престольный, у кого, вот, Ильин день. У кого Троица, у кого, вот, деся=...У нас, вот, Десятое Воскресение. В Князькове был, вот, Петры и Павлы,Петров день.
Interviewer: Петры и Павлы?
CAN1941: В Петры и Павлы, в Кн=, Князьково гуляли. А мы ходили по деревням-то, вон, вот за десять километров ходили на гуляние-то. Модёжь все соберемся, а тут ночью идём. А ночью-то идём светятся вот эти светлячки, такие бывают светлячки. Страшно так другой раз становится. Идём ведь вот ночью лесом дремучим. Ладно мы с мальчишками другой раз. А то другой раз одни, парни-то разойдутся с... с другими парами, а мы остаёмся. Идём, человек пять-шесть, целой гурьбой. Но всё равно всё было интересно, не как сейчас.
Interviewer: А вот Масленицу, как у вас? Что делали в Масленицу?
CAN1941: Масленица - всё уж, поешь всего. В понедельник уж поесть ничего не дают хорошего. Ни молока, ничего, знай, тебе будет картоха, огурцы и больше ничего, говели. И ел=...
Interviewer: О-о-о! И пост собл=...? Правда, да?
CAN1941: Пост, и детей-то заставляли поститься. Да. Знаю, что вот, Октбярьская когда была, раньше ведь её отмечали всегда, седьмое-то ноября. Бабушка насушит, вот, дынных семечек. Всем разложит нам по стаканчику. Вот, целый мешочек насушит и нам всем даёт по этому, по выдаче.
Interviewer: А почему именно семечки? Ну просто почему-то семечки всегда делали, да?
CAN1941: Вот, почему-то все... Свою, дак свою тыкву-то съедали, а семечки-то она сушила.
Interviewer: А на Масленицу у вас блины были, вы пекли, да, принято было?
CAN1941: Были, были, были блины. И у нас как раз вот всегда... да. Колхоз был богатый, когда лён-то вот сдадут, и давали всегда по фляге ма=, этого, масла, льняного масла и песку. И вот блины ели с маслом и с песком.
Interviewer: С льняным маслом, да?
CAN1941: Бабушка...Бабушка стряпала у нас, и колобяшки она пекла вкусные. Раньше ведь ни [дрожжей], ничего не было. Хмель был, вот хмель, вот он вьётся-вьётся-вьётся. И у него цветочки были такие. Вот эти цветочки рвали, и на нём заквашивали тесто. Оно поднималось, и придёшь, в избе ведь и не нанюхаешься, особенно пшеничные вот лепёшки.
Interviewer: Как интересно, на хмелю делали тесто?
CAN1941: Хмель, да-да-да, хмель. Хмель, он вот, такие у него рифлёные листочки-то. И он вьётся-вьётся-вьётся, и у него цветёт же он. Вот этот цвет срывали и его сушили, и вот он подъём тесту давал. Вот этот хмел=, хмелины.
Interviewer: Это вот, не, не шишечки его? Шишечки, да?
CAN1941: Шишечки, вот, да-да-да, шишечки. Вот на этих шишечках ставили тесто. И оно поднималось, как на дрожжах. А дрожжей не было. Скажешь: "Вот пироги-то сегодня на хмелинах". На хмелинах.
Interviewer: А, интересно как, надо же! А вот у вас на Масленицу было, что, вот, на лошадях катались?
CAN1941: Катались, катались и детей во=, катали, да. Детей катали на этих,
Interviewer: Детей возили, да?
CAN1941: на дровнях, в основном на дровнях, да.
Interviewer: Да?
CAN1941: Ну чучело уж вот стали сжигать здесь уж вот, у нас только в клубе, в деревне у нас не жгли чучело, да. Вот собирались в клубе, в клубе. Да, концерт какой-нибудь сделают без музыки, без ничего, так.
Interviewer: И ка=, и а костры жгли на Масленицу?
CAN1941: У нас в деревне не жгли.
Interviewer: Не было, не жгли ничего?
CAN1941: Нет, нет, нет, не жгли. У нас вот не жгли костры. Бабонька, знаю, что бывало, вот, всё сказывала: Курва-Масленица, какая обманщица, обманула, чего-то провела, на сухарики свела, на сухие щи, на п... На су... на пустые щи, на сухие сухари". Бабушка вот всё, бывало, сказывала. Курва-масленица, какая обманщица! Обманула, привела, на сухарики свела! На пустые щи, на сухие сухари". Да, вот, ели щи с сухарями. Щи зелёные, туда вот этих сухарей напускают. Ну, может, если маслица, чуть-чуть-чуть-чуть польют капли. А так она у нас очень была богомольная, богомольная. И она постилась, и мы постились с ней вместе.
Interviewer: Бабушка, да?
CAN1941: Бабушка, да. Да, а вот помню...Вот, сейчас бы поела такую еду. Вот сварят картошку в мундире нелупленную. В чугуне прям вот. Воду сольют, бух её на стол в блюдо! И, и с этого, Господи, тёплые хлева были, омшаники их звали. омшаники, там всё время кадки стояли с огурцами. И грибы, ой, волнушки, волжанки. Вот прям с каким удовольствием ели! Лупишь эту картошку горячую и с этой вот волнушкой. Какая была вкуснятина!
Interviewer: Да, да-да-да-да-да.
CAN1941: Вот так ели, да. А ведь вот рожь была, и пшеница была. Вот, пшеничные эти пирожки уж только в какой-то большой праздник или вот в выхо=, в воскресенье. А так только вот ржаной хлеб, хлебы были вот круглые плоские-то, круглые хлебцы. Бабушка прежде чем порезать этот каравай, она ещё крестик вот на нём сделает. Помолится, крестик обязательно вот так сделает, потом начинает его резать. Всем по кусочку, зря ты ведь не съешь ещё вот, тебе кусок положено - съешь. Сахар, всё время тоже разделят. Во какие большущие куски, раньше-то был сахар вот такой, кусковой. Щипцами нащиплют. Тебе кусочек, тебе кусочек, и тебе, и тебе, всем. А папе другой раз жалко вот меня, я гляжу, он свой кусочек мне подложит. А бабушка, она, сколько... Самовар страшный был у нас большущий, ведёрный наверное, если не больше.
Interviewer: Самовар, да?
CAN1941: Вот она так всё, всё пьёт: "Чмок-чмок!" С одним-то вот пу=... С капелькой вот такой, так уж она, не знаю, сколько стаканов выпьет. Всё причмякивает, всё хорошо. А чай-то был! Сушили свёклу да морковь. Да мяту. Это вот такая была у нас заварка. Морковку нарубят, её высушат, и её вот в заварочный чайник. И мяты туда положат, вот. А...или, или свёклу. Свёклу-то, как ели мы её! Вот эту, её, значит, парят в печи,потом её сушат. И она вот это... В карман набивали и ели эту свёклу, как конфетки. А то она, бабущка-то, делала! Вот она её на=, на=, в печи-то там навялит, растолкёт вот так вот толкачкой. Противени же были страшные вот такие. На противень она кладёти в печь поставит. И чтобы не больно она там за, это, потом ножом, ножом вот так нарежет противни те. Такие вот были штучки, как конфетки.
Interviewer: Ммм, вот как интересно.
CAN1941: А потом уж вот в магазине стал, помню, стал появляться фруктовый чай. Фруктовый чай. Вот такие большие пачки. И там были и эти, маленькие игрушки, всякая всячина намешана, это уже базарный был. Так вот она его спрячет-спрячет куда-нибудь. Скажет: "Блудня! Уж там маленько побрала". Он такой вкусный был, так хотелось его поесть. Скажет: "Блудня!" Папе скажет, он скажет: "Нельзя такого дела делать, блудня, нельзя чай есть". А хотелось. Она уберёт где-нибудь, уйдёт корову доить, вот слазить надо, отломить хоть маленечко.
Interviewer: Да, голодные ж были.
CAN1941: Хочется ведь, да. Морковь, дак всю с... съедали, вот теперь лежи у нас, сроду её и не надо. А ведь раньше морковину вытащим, об угол попу потрём. Вымоем её, а где воды нет, дак травой потрём. И все с морковиной бежим, все с морковью. В деревне-то вот у нас. Деревня-то была - двадцать семь домов. В двадцати-то семи домах было сто восемьдесят четыре человека. У всех семь да восемь, да десять. Семья-то была страшная. Вот нас было пятеро, а вот подруга моя, рядом жили, их было одиннадцать человек. Их было восемь человек детей да отец с матерью, да бабушка. Одиннадцать человек. Я вот раньше ведь тоже вот была бестолковая что ль, какая ли. Обедать они собираются, а был у них голбец. Вот сижу на голбеце,а они...Стол больщущий, два блюда, в одно-то блюдо они не сумели уж есть-то. На одной стороне блюдо, на другой. Тётя Клавдия говорит: Садись-садись, что одиннадцать человек, что двенадцать человек". Вот и я, мне хочется с подругой своей вместе сидеть и есть там, чего там отварят, щи ли какие, чего ли. Щи-то зелёные, вот сейчас начинаются зелёные, мы их ведь рубим только осенью. На зиму ж. А уж вот в деревне такие-то щи уж начинали рубить да варить. Чего-то надо было съесть, семья такая, чего-то надо было наварить.
Interviewer: Ну да, ну да, да, да, да, да, да....
CAN1941: Накормить всех три раза в день.
Interviewer: Да, интересно. А вот у вас бывало, что вот пекли, этих, птичек? Пекла [Ваша]?
CAN1941: Ну вот, вот, когда, эти... Бабушка пекла у нас, кресты она пекла, когда, в пост.
Interviewer: А-а-а...пекла кресты.
CAN1941: Крестовый, крестовая неделя. А то пекла жаворонки. Тоже это на третьей, по-моему, неделе поста. Жаворонки. А когда кресты-то пекла, она, значит, ну вот сделает вот такие, просто крест, вот так раз и раз. Ну из двух вот таких полосок. Вот так, вот так. А сюда то денежку положит, то шерсть положит, то дерево положит. Всем, кому чего попадётся. То тряпку какую-нибудь положит, вот. Вот тряпка - дак это тебе приданое хорошее, деньги - дак будут деньги. А если дерево, то дак это плохо. Это гроб тебе достанется, вот.
Interviewer: А шерсть? А-а-а...
CAN1941: А шерсть я уж я вот и не помню, чего и шерсть-то она клала. Не новые ли валенки сваляют. Не новые ли валенки сваляют, по-моему, новые валенки сваляют. Валялы-то ходили по деревне прямо, сами валяли валенки-то. Нигде ведь не покупали, не было нигде ничего, наваляют.
Interviewer: А как ходили по деревне-то, мастера? Котор=...
CAN1941: Мастера, мастера. Да, из дома в дом они, вот
Interviewer: А-а-а...И приходят, и валяют?
CAN1941: бьют эту шерсть. Грязное это дело-то. Потом в бане их стирают, эти сапоги. Потом, если тебе надо сапоги, они у тебя в доме будут делать.
Interviewer: А, с тебя мерку снимают, да? Чтобы ты мерил?
CAN1941: Да...Не то, что...Да, да, в твоём доме, сколько надо. Другой раз папа скажет: "Надо уж всем по валенкам". И бабушке, и девчонкам,и матери, и ему. Так вот он у нас больше недели живёт. Это...Портные ходили тоже по деревням. У нас вот дядя Семён всё ходил. Сшить если вот чего, ведь купить-то негде, ничего не было. Где-нибудь добудут какого-то материалишка. И вот шили, ходили тоже по деревням. Он со своей машиной ходил. Своя машина, и вот я помню, он тоже вот у нас шил. Пальт=, пальтушку мне вот шили. И папе с мамой какие-то вот такие с полосочками были сшиты, долго он у нас жил. Вот, все ходили.
Interviewer: А не помните, они не рассказывали сказки? Вот во вре= бывало, так говорят, что... Кто валял валенки, вот работа нудная, и вот они вот сказки рассказывали.
CAN1941: Да уж я и не...Да уж и не помню, не помню я, не помню, не помню. Вот не помню. Помню, что только, что вот он у нас был, работал. Вот бабонька всё его звала:"Дядя Семиён, дядя Семиён". Семён, она его всё: "Дядя Семиён, дядя Семиён". Машинка у него больщущая, вот такая. Ведь вот надо было на себе носить из деревни в деревню. Такую-то махину. Метр у него был деревянный. По=, помню. Вот это помню,что ходили, и валяла ходили по деревням.
Interviewer: Да, да...Да?
CAN1941: и, вот, портные ходили по деревням. Батюшки ходили раньше по деревням. Да. Вот бабушка-то... Они вот соберутся все. Вот батюшка, матушка. Потом этот, ещё там один, да ещё их человек пять придут. Бабушка скажет: "Сегодня попы будут ходить по домам. Столешник надо новый постелить на стол вот ". Настряпает всякой всячины, а какой, знаешь, кисель клюквенный заварит. Вот, каких-нибудь вот этих пшеничных-то лепёшек напечёт. Картошки чай, да вот кашу сварит пшённую. И вот они сначала помолятся А потом садятся за стол, пьют чай.
Interviewer: А чего они, молебен служили или что вот?
CAN1941: Молебен, он, слжили, они служили, да.
Interviewer: Служили, да? Кому чего надо, да?
CAN1941: В каж=, в каждый дом захо=, а кто ведь и не пу=, а кто ведь и не пускал. Даже ходили, вот нет дождя, ходили по деревням, молились о дожде. Или другой раз дожди зарядят, ходили, молились о вёдре. Вот, всё ходили. Из, из церкви.
Interviewer: И в поле ходили? Освящали, да?
CAN1941: И в поле ходили. Да-да-да-да-да, ходили-ходили. Раньше...А потом уж всё, кончились. А всё, уж церкви-то рушить начили, но наша вот Чихачёвская церковь, её не трогали, и Ландехскую вот эту вот. Не это, не трогали. Вот эту-то раз=, раз=, всю... Такая хорошая церковь была, её всю разворовали и разорили, а та церковь так вот, намоленная. Она уж сколько годов.
Interviewer: Скажите, а вон та церковь, она была закрыта до перес=, ну, до девяностых?
CAN1941: Вот эта-то? Дак, а там у нас склады были, зерно было, удобрение было, все уж там и...
Interviewer: Всё туда спихивали?
CAN1941: Да, всё туда спихивали, да. Потом, потом вот начали её восстанавливать года три, наверное, четыре назад, маленько стали восстанавливать. Вот, а потом всё, кончили. Купола вот уделали, вот этот купол, светится который, купол, его тоже сделали. Так что вот.
Interviewer: А не помните, когда её разворовывали?
CAN1941: Нет, это до меня ещё. Ну то есть я не это, не помю этого дела.
Interviewer: А вот тут говорят, что был тут вот такой Андрей блаженный. Да, помните его?
CAN1941: Да, да. Тоже я, не помню я его. Только, что он зиму и летом ходил босиком и раздетый. И по снегу, и по всему. Ему вот на кладбище специальный сделанный это, молятся ему, Андрею блаженному, и записывают его в записки.
Interviewer: Как за=, записывают в записки? Поминают, когда за упокой подают?
CAN1941: Да, за упокой.
Interviewer: И ему молятся, да?
CAN1941: Да, молятся-молятся. Он, как святой, уже в лике святых.
Interviewer: И вот этой вот женщине, Анне, которая вот церковь сохранила ту,
CAN1941: Монашена-то? Да вот её уж, она уж умерла давно.
Interviewer: тоже молятся, да? Вот которая ключи не отдала?
CAN1941: Я её и не помню, я её и не знаю. Которая ключи не отдала, я её совсем не знаю. Это всё ещё до, до нас, да.
Interviewer: До, до-до...А говорят, она предсказывала там.. Как-то не знаю. Не, Андрей предсказывал, вот, Андрей-то. Да?
CAN1941: Андрей предсказывал. Да. Вот, что он предсказывал, всё время всё сходилось. Да. Как народ, вот, говорит. Его ведь тебе... Наверное уже и нет ни одного человека, кто б его помнил живого. Ни одного человека уж в Ландехе нет. Нет, таких старожилов нет.
Interviewer: Да? А он разве давно жил-то?
CAN1941: Вот Настя вот...Конечно.
Interviewer: А я думала, недавно.
CAN1941: Нет-нет-нет, давно. Вот Настя у нас умерла, ей девяносто семь лет. Недавно вот у нас первого мая умерла. Она и то его не знает, этого Андреюшку. Онраньше умер.
Interviewer: Ну а в какие годы? То есть вот вы маленькие, Вы маленькая ещё была?
CAN1941: Не могу сказать, совсем не знаю.
Interviewer: Или ещё до Вашего рождения? Да?
CAN1941: Да, конечно, до моего рождения. Да конечно, уж Настя-то вот не помнит, ей девяносто семь годов было.
Interviewer: Понятно...
CAN1941: А уж я и тем более. Это кто-нибудь наверное уж вот, из рук в руки передаются, передаются. Матушка Афанасия и то его не знает.
Interviewer: Да, она его не знала, да.
CAN1941: Да.Ну ей...Она с тридцать девятого года.
Interviewer: Да...А вот, это, хотела спросить. Бабушка Ваша, может быть, она вот была такой, ну, верующий человек?
CAN1941: Очень даже.
Interviewer: Очень.А она, может быть, пела? Вот стихи такие бывали, там, про Игоря Храброго, про двух лазарей, как Богородица ходила в Иерусалим. "Не ходила мать - , чего-то, - в Иерусалим".
CAN1941: Ну она молитв-то очень много знала. А бывало вот, где спали? На полу спали. Мы спим на полу, на войлоке, а она вот всё время на коленях около часа молилась. Молитвы всякие. Кое-какие я у неё молитвы-то да и заучи=...А уж теперь все, вон, есть молитвослов да всё. Да.
Interviewer: Да...Но бывали ещё народные такие. Вот сейчас вот в церкви тоже вот пели. Это на Петра и Павла-то. Вот тоже такие, ну, народные как бы стихи.
CAN1941: А это дево=чонки, девчонки-то вот поют Богородица", да, "Богородица-Богородица", они пели. Потом ещё они пели,где...
Interviewer: Что-то они, сейчас...
CAN1941: Спасибо за..."...
Interviewer: А, "Слава Богу за всё" они пели.
CAN1941: Да-да-да-да-да-да, это уж Галя из интернета где-то всё взяла.
Interviewer: А-а-а...угу.
CAN1941: Это совсем недавно начали. В Пестяках такие... Не разрешают такие стихи петь в Пестяковской церкви. Вот, потому что это, ну, они, как можно сказать, уже не христианские просто...
Interviewer: Да? А-а-а.
CAN1941: Да.Взяты вот из интернета. Она, Галя, берёт. Вот которая на клиросе, молодая поёт там, Галя, вот она взяла из интернета. А так-то там молитвы свои, у них к каждой службе есть свои пес=...Ну вот, когда начинается обедня-то, она уж всё одно по одному каждый раз. Каждый раз. Ну,потом, потом, потом где-то, допустим, какому прзднику сегодня молятся. Допустим Петры и Павлы, про них ещё маленько начнут молиться. Если, допустим, Рождество Пресвятой Богородицы - там про Богородицу будут. А так вот ведь оно всё каждую службу одно к одному.
Interviewer: Понятно.
CAN1941: Обязательно "Верую" поют, обязательно поют "Отче наш". И там всякие они свои молитвы, девчонки-то, которые вот поют на клиросе-то. И ма=...Ну, а матушка читает, вот она читает там, когда она читает, у неё каждый раз бывает разное. К каждой службе разное. Матушка когда читает. Да, да-да-да, по уставу.
Interviewer: Ну да, ну это по уставу там, она знает. А вот как в ваше время в армию провожали?
CAN1941: Ай как хорошо провожали! Провожали, вечер обязательно делали.
Interviewer: Да? Да?
CAN1941: Обязательно, да, делали вечер. Парни приглашали всех девчонок. Все там пели песни, какие песни-то пели им! Потом по деревне ходили, на гармошки-то навешаем ленты.
Interviewer: Да? Когда он уже уходит, да?
CAN1941: Потом провожаем его, машем ему платочком, машем-машем, мах=... Да, песен-то все было...этих...всяких. Вот повезут меня в солдаты через низкий большой мост, запою военну песню, доведу милку до слёз". Потом: "Что ты мама рано встала, самовар поставила? Сына чаем напоила, в армию отправила!" Потом, как? Ой, приёмна белая, что же ты наделала? Русы волосы сняла, гулять с девчонкой не дала!" Да. Потом: "Ой, винтовочка-винтовочка, казённо ружьецо, навалился на винтовочку - читает письмецо". Это вот всё пели этим, мальчишкам-то. Вот, и с гармошкой, и с гармошкой, провожали вот до самой школы провожали, до холомовской, мы их. Потом уж их посадят, с сумчонкой, с рюкзачишком, потом начинают письма они нам писать. Раньше по три года служили. Не то, что сейчас, год служат.
Interviewer: Да, а девушка ждала парня из армии, да?
CAN1941: Да. Которая ждала, которая не ждала. Всякая. Я вот не дождалась, например. Да, др=, другого.
Interviewer: За другого вышли?
CAN1941: Да. А теперь ведь вот по году, ну, у меня вот один внук. Третью уж армию, он у меня в органах работает. Дак он вот в Осетии в армии был год. Потом в Осетии был шесть месяцев, а теперь в Ингушетии год вот. Вот ждём его в августе. Тут звонит: "Ты, бабуль, хвораешь что ли? Ты у меня не хворай, я тридцать первого выеду, второго я буду дома". Не хворай, я скоро приеду". Год вот целый в Ингушетии.
Interviewer: Ух...да. А вот ка=, это... Были какие-нибудь у вас такие вот приметы, что выходили назад как-то... Спиной выходил из дома там. Или как-то?
CAN1941: Ну я не знаю, вот в нашей деревне этих примет никогда не это... Не придерживались никаких примет.
Interviewer: Да.И там берёзку заламывали на прощание, как-то такое было, нет?
CAN1941: Ну нет, не знаю ничего. Вот они на этих, на деревья вешали платочки. Платочки, да, завязывали, плат... Ну да, носовой платочек.
Interviewer: А какие платочки, носовые что ли? На дерево?
CAN1941: Вот завяжешь носовой платочек, и он вот за три-то года там веет и веет. Дождётся его девчонка, не дождётся его девчонка. С гармошкой ходили по деревне.
Interviewer: А если не дождётся, то чего? [Его развязывал]?
CAN1941: Дак вот нервничали. Чай приходили-нервничали. У меня вот пришёл, он из армии пришёл, а Альбинка... Пришёл к нам домой-то. Пришла вот Алька-то, у которой были, сестра...Говорит: "Альбинка, подрастай хоть ты что ли быстрее. Я уж на тебе хоть женюсь что ли. Что вот она наделала, взяла давышла. А обещала меня ждать". А он в Германии служил, в Германии. Три года служили, да. А клялась, что буду ждать.
Interviewer: Вы давали друг другу клятвы?
CAN1941: Да, Бог-то вот и наказал меня потом. Вот уж муж-то умер двадцать пять годов нету его.
Interviewer: Так давно? Да...ой.Да, жизнь продолжается.
CAN1941: Двадцать пять годов живу одна. А жизнь продолжается.
Interviewer: А мам=, мать благословляла вот на, когда уход=?
CAN1941: Да, мать, бабушка, бабушка-то вот у нас богомольная была. Да, с иконой, благословляли.
Interviewer: Бабушка, да? Да?
CAN1941: Сватать приезжали. Да, конечно. Потом, вот, благосло=... Когда, а когда приезжают за невестой-то, приходят женщины вот в деревне-то. И поют песни: "Погости-ка в доме, гостенька, у родителей, ты-ты... Да у тятеньки, да у мамоньки, да у родной-то ты сестры, да у родного-то брата! Вот, да, пели такие песни. А потом скажут: "Вот не наплачешься за столом, так наплачешься за столбом". Ну да, вот они как начнут эту такую песню петь, дак потом как-то...Да.
Interviewer: И невеста плачет тогда, да? Это уж прям, прям, когда сватать приходят?
CAN1941: Нет, это уж когда за тобой приезжают.
Interviewer: А, это уж когда за тобой.
CAN1941: Да. За тобой, сажают за стол и ставят пустой б=... Блюдо на блюдо, а блюдо-то пустое, там нет ничего. Скажут, что вот и...Вот меня за=...
Interviewer: И как же? Чего же ничего не е=, чего ж пустое блюдо-то?
CAN1941: Вот я не...Или по-моему чего сначала ставят, чего-то поедят, а уж потом пустое блюдо на блюдо. Это: "Вылезайте из-за стола, все. Пора уж уезжать". Да, да.
Interviewer: И уезжать. Недолго, чтоб сид=, отсиживались, да?
CAN1941: Я вот в феврале, у меня свадьба-то была. Дак такие были заносы, такие были заносы! Насилу-насилу мы доехали вот в другую деревню из Васьково-то. Через Ландех, да вот Ярушино, четыре километра.
Interviewer: А к Вам сваты приходили? Прям по-настоящему сватали Вас?
CAN1941: Дак сватали, да-да-да. Приезжали...
Interviewer: А кто приходил сватать?
CAN1941: Мать его приезжала, он. Сестра с братом. А потом ещё двое, вот сколько их было. Вот два, четыре, пять, он шестой был, шесть человек. А приехали, у нас-то есть-то нечего. Сватов-то угощать-то нечем. Бабка говорит:"Есть зелёные щи".
Interviewer: А вы не знали, что они приедут? А вы не знали, что приедут, да? Не договаривались заранее?
CAN1941: Да договаривались, а я взяла да в Ландехе осталась. Сваты-то приехали, а невесты-то нет. А невеста в Ландехе. Так он на лошади-то потом за мной приезжал да меня вёз, да потом мне тысячу раз говорил: "Вот ведь ты какая свинья! А так кто разве делают? Так кто разве делают? Сваты приехали, а ты... а невесты-то нет, а невеста в Ландехе".
Interviewer: Во как. А вы готовили какое-то приданое?
CAN1941: Говорить не устаётся. Всё был какой-то как бы несерьёзный что ли. Да, у меня была кровать железная. Желе=...с дубом, со светлым. Потом, значит, там было одеяло, там было три подушки, сундук был. Потом у меня шифоньер был одноместный
Interviewer: Так у Вас богатое приданое.
CAN1941: с зеркалом. Потом, значит, комод был, вон он до сих пор стоит в коридоре. Комод...Богатая невеста, да-да. Но мы немного там пожили в деревне-то, ходить на работу четыре километра. И стали строить вот этот дом. Дом выстроили, я два года со свекровью-то жила. Потом мы переехали вот сюда, в свой дом.
Interviewer: А свекровь Вас как-то принимала в дом? Ну говорила что-нибудь, когда Вы заходили?
CAN1941: Ну она была у меня, свекровь, такая... У неё дочь жила в этой же деревне, и она всегда меня сравнивала со своей дочерью: "Вот моя-то Валька, вот моя-то Валька, вот у моей-то Вальки..." А тётка у меня была, она всё ей говорила: "Тётка Марья, Вот как бы твой Славка да женился на твоей Вальке, вот была б хорошая сноха-то! А ведь чужая, дак чужая, чужая". У меня вот, допустим, есть сноха, я её до сих пор люблю. Вот уж они двадцать семь, Юре-то двадцать семь. Двадцать восемь, двадцать восемь, двадцать девять годов прожили, и я её до сих пор люблю. И она меня "мама, мама, мама, мама, мама". И для меня она как дочь родная, да.
Interviewer: Это хорошо, это так не всегда бывает, не всегда.
CAN1941: Они вот два года тоже у меня жили, а потом вот квартиру им дали.
Interviewer: А вот когда сваты к вам прихоидили, они чего-то вот как-то... Вот вообще сваты они говорят, вот как-то напевают?
CAN1941: Ну ведь раньше то под матицу садятся, то ещё чего. Да.
Interviewer: Да? А как под матицу?
CAN1941: Я сама-то сватом-то ходила не один раз. Да.
Interviewer: Да? А как, как вот это? Чего говорят, куда садя=?
CAN1941: Ну чего пришли, чего говорили, я не помню. Пришли... Раз вот в Холмы я ездила, сватала Веру двоюродного брата. А потом другого двоюродного брата вон туда, за Пестяки ездили. Приехали: "Ну что, мы вот приехали за вашей, за этой... Не по-бывалошному, а что сумели сказать, то и сказали. Не то что, как раньше-то. Шали, шали вот так навесят, да какие-то были...Нет, такого у нас не было. Я сама два раза, говорю, ездила свахой-то.
Interviewer: А под матицей, вот это они должны под матицей стоять?
CAN1941: Да-да-да, вот приедут и сядут вот под матицу. Да.
Interviewer: А-а-а, ага. Понятно...
CAN1941: Какие-то...Раньше, вот ведь раньше, уж раньше-раньше, совсем раньше. А теперь...А теперь и не сватаются, наживутся досыта.
Interviewer: А потом жениться.
CAN1941: Да, а потом жениться. У меня вот сейчас маленький, вон... Маленький я его всё зову, младший внук. Живёт с одной. Ну живёт и живёт, никакого ни сватья, ничего, привозят её, приедут. Переночуют, сумки наберут и поехали. Да.
Interviewer: Вот так. Да сейчас так по-современному. Да.
CAN1941: Да, по-современному. Гражданский брак какой-то называется. Мне...Я ему как-то сказала, говорю: "Валерка, мне как не по губе твоя-то Полька". А он сказал: "Дак на твою-то губу никто глядеть не будет, бабка". Вот так. Говорю: "Мне вот не по губе вот она, не по губе. Ногти длинные, городская". Я говорю: "А мы в деревне вот. Она приехала, матери надо помогать чего-нибудь делать-то. Тут мать-то крутится, как волчок. вертится. Настряпает вам всякой всячины, напечёт, нажарит, наварит". Вот.
Interviewer: Да. А вот у вас было, что в баню водили невесту перед свадьбой?
CAN1941: У нас этого не было. Это раньше, мы уже, раньше когда-то было, раньше.
Interviewer: Не было, раньше у вас было...
CAN1941: Я вот и невенчанная жила даже, невенчанная. Надо бы венчаться. А я не венчалась. А ведь раньше комсомолка, коммунистка.
Interviewer: Негде было же?
CAN1941: Так что вот ничего. В церковь-то уж стали ходить-то, когда уж это. А то нельзя было, сразу вышибон тебе.
Interviewer: Да, да-да-да. А девичник делали? Был, да?
CAN1941: У меня был девичник. Да. Был девичник, девчонки были приглашённые. Да, потом гуляли, пели, плясали. В конторке, в конторке. Он у меня был гармонист, он играл. Плясали, пели. Да, же=, жених на девичнике бывает.
Interviewer: Жених тоже был на девичнике? [То есть] все вместе?
CAN1941: Только парней не бывает, а бывают одни девчата. И один жених, и одни только подружки. Да, да.
Interviewer: А-а-а, понятно.
CAN1941: Лидия-то Ивановна Вам вот не пела эту песню: Погости-ка в доме, гостинка, ты у родителей, да у тятеньки, да у мамоньки..."? Чего-то..."И стоят кони резвые". Где-то всё записывала, вот всё забыла, девчонки, вот всё забыла. "Не для, - чего-то, - травы шелковые путь-дороженку зачуяли..." Вот Лидия-то Ивановна, она знает. Надо всё ведь записывать бы.
Interviewer: Надо бы всё записывать, да, всё забывается.
CAN1941: Я и говорю, и песни вот уж мы, сколько вот этих всяких мы фольклорных-то песен пели. А теперь да. Вот остались постарше-то: Валя Репе=, Репетян, Валя Куприна, Лидия Ивановна, я... Ну вот Нина-то, она тоже знает, Агеичева. Раб=, раб=, работает которая в клубе-то, она тоже. С нами она много годов-то ходила в фольклор вот. Она тоже много, песни-то кое=, кое-какие знает. А то уж теперь все разошлись, дак я вот весь год, весь год не ходила к ним.
Interviewer: А у вас вот было, что вот невеста причитала голосом вот так вот? Прям голосом плакала со словами там, прощалась.
CAN1941: Не было, не было, не было,
Interviewer: Не было у вас такого, не было...
CAN1941: у нас такого не было, не было, не было.
Interviewer: А у вас били что-нибудь на свадьбе?
CAN1941: Горшки, это утром. Утром, плошку или горшки. Я сама, знаешь, вот была свахой у двоюродного брата. И мне тётя-то Поля дала кувшин. Я его как бякнула и попала в ногу-то женщине одной. Женщине-то но=, нога-то очень долго болела, разбила ей ногу-то. Алька вот мне всё время вспоминает: "Хорошо ты бухнула, бабушке-то пробила всю ногу!" Черепки-то полетели. Били, били, били. Это всё ведь говорили: "Честные или нечестные? Да, да. Вот, как, погоди.. "Вот эта плошечка пекла и варила..." Допустим, невесту как звали, хоть Нина или как. А Нина свою честь сохранила". У меня ведь когда вот была свадьба-то, моим-то родным очень не хотелось, чтобы я выходила замуж вот за него. Он постарше был меня, вот. Так они утром-то перетрясли всё наше спальное бельё.
Interviewer: Да? Зачем так делали?
CAN1941: Тётки мои, да, распрекрасные. Ну честная или нечестная. Проверяли, да.
Interviewer: Проверяют. А они хотели, чтобы [что-то]...?
CAN1941: Им не хотелось, чтобы я за него, им хотелось, чтобы я дождалась, который в армии был.
Interviewer: А если бы нечестно, что бы было? Расстр=, расстроились бы?
CAN1941: Сказали бы, гулять утром не стали. Все бы разошлись по домам.
Interviewer: Да, так и было прям? Ну да, но так могло быть, да?
CAN1941: Нет, у меня не было такого, да, да. Могло быть.
Interviewer: Ого, строго. Во как...
CAN1941: Строго, все собрались, всё. И женихам-то ведь раньше вот всё это было тоже... Если ведь, допустим, нечестная была невеста, так могли даже на второй день невесту прогнать. Да, вот так.
Interviewer: Во как. А было вот...
CAN1941: Это всё поверья такие, не знаю, какие. А теперь, я говорю, вот наживутся сначала, потом разойдутся, может.
Interviewer: А вот было у вас, что вот хвалили невесту или жениха хвалили? Да?
CAN1941: Хвалили-хвалили, хвалили. Допустим: " У нас Нина хороша, пригожа, с тросточкой стоит, хочет нас благодарить. Если хочешь нас благодарить - благодари, не хочешь нас благодарить, то в глаза будем тебя хулить". Вот какая-то такая. Красу преподносили, ёлочка была наряженная всякими этими, и вот невесте преподносили вот эту красу. И эта краса стояла до утра. А утром-то вот, если жених скажет, что невеста честная, с этой ёлочки эти тряпочк брали, и их каждому гуляющему прикрепляли. Вот. Если значит, придёшь глядеть, глядишь, все пировые, как их звали, в этих крастных ленточках - значит невеста честная.
Interviewer: А они красные обязательно были, ленточки?
CAN1941: Да-да-да-да-да, красные ленточки. Вот на этой красе они были. Её, значит, эту красу, преподносит подруга. Подруга преподносила. Да да.
Interviewer: Подруга, да? Невесте, да?
CAN1941: Ну вот тоже, тоже с красой-то вот была присказка, присказка. Ну всё это забыла, девчонки, сто годов прошло.
Interviewer: А Вы готовили подарки родителям жениха?
CAN1941: Да обязательно, обязательно, обазятельно. Кто, кто чего уж, да=...У меня вот одна мать была, то есть я матери давала, его матери, и золовке, и золовкиному мужу. Давала чего-то тогда, девчонки, нечего было давать в шестьдесят втором году. Ситец какой-то...Мне на свадьбу-то утюг вот подарили, самый богатый был подарок, вот. Тётка одна подарила красивого на платье богатого такого, шёлк какой-то был необыкновенный. Вот, а то ситцу, ситцу давали да полотенце какое-то. Какие подарки? Это ведь теперь вот подарки-то... Дарят квартиры да машины, а раньше-то...
Interviewer: Да кто сейчас дарит квартиры-машины? Я не знаю, может, у вас дарят, нам утюг подарили и кастрюлю, я была счастлива невозможно.
CAN1941: Вот, а мне тоже утюг, электрический утюг, да.
Interviewer: Я не знаю, мы сами тоже вазу дарили, что-то такое. Такие простые подарки в общем, ну, для хозяйства.
CAN1941: Да, да. Не дарят, да это, конечно, кто богатый, кто богатый.
Interviewer: Это, может, кто богатые, дарят, а так-то. Не знаю, у нас не дарят.
CAN1941: Я вот берегла-берегла им парнишку, берегла, говорю: "Вот я им дам по несколько тысяч рублей". Пока я работала в няньках-то маленько накопила, вот. Валерий купил новую машину. Сам не пришёл, мать прислал: Мам, пойди попроси у бабки деньги-то, пусть она Юркину-то долю мне отдаст, он не обидится". Вот. Потом я говорю: "Нет не дам, пусть придёт сам". Вот, сам пришёл. Я говорю: "Дак а Юркину-то долю я тебе тоже отдам что ли, Валерка, а Юрке чего? Бабка, ты ему купила ноутбук, когда в Москве-то жила, да семьдесят пять тысяч ему заплатила за учёбу". Он в Московском учился этом, радиотехническом институте. Вот, сто тысяч ему и мне сто тысяч дала. Чего, как, какая доля-то?" Я говорю: "Дак мне хотелось ему ведь дать-то, сынок". Что я ему дала, уж это не в зачёт. Вот ведь чего. А чего бабка вот одна-то от пенсии накопит? Ладно ещё вот в Москве ведь поработала. А от пенсии...И то сейчас каждый месяц даю ему пять тысяч. Платить кредит за машину-то. Да.
Interviewer: Это внуки Ваши, да? Во какие! "Давай, давай, мне долю брата отдай", - говорит.
CAN1941: Долю брата отдай, отдай". Ну он не то что уж настаивал "давай-давай", я уж... Дай, бабка, куда тебе деньги? Всё равно уж ты не изведёшь". Я говорю: "На смерть мне надо копить". "Похороим мы тебя, не переживай". Ой, я говорю: "Да у меня хоть гроб запасённый, приданое всё запасённое. Холодильник полный набитый. На поминки у меня всё есть". Ничего, только в церковь. Тысячу шестьсот что ли берут. За отпеванье-то. Вот. А кто им, никто им не помогут больше. Чего мы в колхозе-то вот работали? Ничего мы там не заработали, только массу болезней. Я вот Одна была, а сменила одиннадцать руководителей, у меня было одиннадцать руководителей. Всякие, такие дураки были, дык уж не знаю какие. А я всё одна была, оставалась.
Interviewer: Да.А вот на свадьбе благославляют родители невесту? Тоже вот, вот бывало такое?
CAN1941: Ну благословляют невесту, когда вот сватают.
Interviewer: Когда сватают, да?
CAN1941: А уж на свадьбе чего благословлять-то? Тут уж всё, все благословлённые. Поди вот...
Interviewer: А как вот? Прям икону, да? Иконой благословляют [там]?
CAN1941: Да, у меня вот она до сих пор живёт, икона-то. Богородицей меня, Казанской Божьей матерью благословляли. Я её до сих пор храню.
Interviewer: Да, хорошо. А вот запирали дорогу жениху, когда...? Да?
CAN1941: Да-да-да-да, всегда. Всегда закрывают дорогу-то вот. Стоят, ставят четверть, бантик привязывают. Ну и начинают говорить, что... Вот Олежка, пле=, племянник мой, женился. Дак девки-то заперли невесту-то, и пустили ключ туда, в трёхлитровую банку, ключ от квартиры, сказали: "Пока ты эту воду не выпьешь,
Interviewer: Да.Трёхлитровую банку?
CAN1941: никакой тебе невесты не будет". Ну-ка вот выпью я, - говорю, - а потом, а потом он за столом-то сикать уж будет". Трёхлитровую-то банку. Вот мы все стояли и пили эту воду. И с, с ним которые были, свахи-то его, с его-то стороны, говорит: Чего-то какая-то ерунда". Да, трёхлитровую...Ладно бы хоть литровую банку, а то трёхлитровую банку! Приехали такие подруги её боевые, да. Закрывают, вот торгуешься. И этих денег туда дают, ну вот теперь через компьютер-то напечатанных, говорили: Это вот с такими деньгами вы пойдите сами, сами, сами, нам таких денег не надо. Торгуемся, сколько выторгуем. А потом собираемся, гуляем тоже.
Interviewer: Да? Здорово.
CAN1941: Да. Я уж, конечно, давно этого дела не делала, но было дело-то. Вот у нас теперь тут вот у меня невеста. Людмилка...Эта, Татьяна. Вот тоже живёт гражданским браком. Когда уж засвадьбится не знаю. Вот кончила нынче хим, хим, хим.
Interviewer: Ага. А у вас говорят, что нельзя там свадебное платье примерять или фату? Угу.
CAN1941: Нельзя? Ну я вот по телевизору это дело только слышала. Мы раньше ходили, никаких свадебных платьев не было. У меня был шёлк, шёлк. розовый, бледно-розовый. И мне женщина одна шила его, здесь вот розочка была сделанная. Даже вот помню вот так оно, так. Надо было сохранить его, а я его потом, кофточку с него сшила. Да так и это. А у Тани вот до сих пор, у моей снохи, хранится платье свадбеное-то. Вот, никаких раньше-то не было, ничего. Не в чего было одеться-то, Господи! Купить-то негде даже было, ездили в Горький на базар, в Нижний Новгород, покупали. Я вот с подругой со своей ездила. Вот мы с подругой,из одной деревни мы с ней, да мамы у нас были рядом. Ну через один, вот, дом, которого уже не стало. И мы с ней всю жизнь шагали в ногу. Потом она, значит, вышла замуж за военного, уехала в Североморск. Ну и мы с ней всё время и общались, и всё. Потом, значит, я вот, когда из Москвы-то приехала, и она заболела. Она заболела, у неё прошёл инсульт, и она потеряла память, потеряла память. И дети-то при=, тогда Андрюшка приехал, говорит: "Тётя Надечка, ты не побудешь с папой да с мамой-то? Я говорю: "Андрюшечка, я как устала в Москве-то, за ребёнком-то ходила, да мне и опять! И Саша-то заболел, муж-то, у него онкозаболевание было. И я всё-таки согласилась с ними, а он вот какая глум=, глумнуха была уж совсем! Вот меня уже и не узнала, даже родную дочь не узнавала. Светланка-то приедет из Санкт-Петербурга, она скажет: "Какая девочка хорошая сидит". Я говорю: "Аля, дак вот кто эта девочка-то? Ну девочка какая-то красивенькая". Андрюшка, сын, обнимет свою-то жену, Иринку-то. Она к ревности: "Это что ты моего папу Саню обнимаешь?" Я говорю: "Да это сын твой, сын, понимаешь? Вот как с головушкой случилось. Дак вот я с ним, два ме=, два года шесть месяцев была. Шесть месяцев Саша жил, потом его похоронили, а в Шуе. Я говорю: "Я не буду в Шуе жить, я заберу её к себе". Дак она бить уж меня потом стала,
Interviewer: Ох, Господи...
CAN1941: Аля-то, да. Такая уж была агрессивная. Вот, соберёт у меня все цветы, переставит, всё. А раз я ушла в огород,она взялась и вот тут заперлась на крючок. Алька пришла вот ко мне, говорит: У тебя ведь заперто". Мы ей потом стучали-стучали: "Аля, открой, открой! Да что ты закрыла, что ты закрыла?" Вот. Совсем ничего не поминала. Алька скажет: Кто это вот здесь сидит, на кресле-то? Аль, кто сидит на кресле-то? Папа Саня". А сижу я. Потом вот так подойдёт, подойдёт, глядит-глядит: Нет, это Надя Бровкова. Моя подружка". Она говорит: "А Надю Честнову ты не знаешь?" "Нет, не знаю". Вот что раньше-то было, у неё маленько в голове-то было. Потом уж я им звоню, говорю: "Андрюшенька, приезжай, сынок, у меня не хватает уж с ней никакой силы".
Interviewer: Да, это так трудно с таким человеком сидеть. Господи, помилуй.
CAN1941: Я уж её и с ложки, и с ложки кормила. И всё, вот ложку возьмёт обратной стороной, я говорю: "Аля, дак ложку-то вот так надо... Да миленькая, да вот миленькая... Ну ничего не понимала, ничего не понимала. А мне и в церковь-то хочется сходить, и всё. Я уйду, а она мне тут наделает таких делов! Так не тот раз вот на чутелке телевизор висел, а то бы его, все занавески...На Пасху я ушла в церковь, и она вроде уснула, гляжу, свет ей оставила, а она и проснулась. Потом Таня пришла, говорит: "Мама, а с кем ты её оставила?" Я говорю: "Одну, Таня". Вот Таня-то пришла, да уж с ней вот тут и досыпала. Спать надо было, как маленького ребенка, укладывать. С ней лечь, да ей вот то головку почесать, то спину, а то не уснёт. А то вот начнёт мне в обои "тры-ты-ты, тры-ты-ты пальцем выделывать. Вот, два года шесть месяцев я за ней ходила.
Interviewer: Беда, ой беда.
CAN1941: Потом уж они вот увезли её в Ленинград, определили там в какой-то, этот, пансионат. И там она умерла. Но однако никого не знала, только кричала: "Наденька! Вот: "Наденька. Наденька Бровкова! Где она, Наденька Бровкова? Как знала вот меня подружкой-то своей-то, и вот так меня всегда кричала. И вот умерла. В декабре второй год пошёл . В Санкт-Петербурге. Но они, дети-то, они меня считают, как за родную мать. Они мне всегда и, вон, денюжку на день рождения пришлют, и всё. И постоянно звонят. Вот..."Тётя Наденька, ты у нас, как мать".
Interviewer: Да. Да...Да, да, да...
CAN1941: Я говорю: "Да, да вот далеко больно. Вы, один в Североморске, один в Санкт-Петербурге". В общем я и в няньках была, и за ними ухаживала. Ой, а вот, уйду вот в Шуе-то за хлебом, приду, а защёлкивали вот так они, защёлкивали. Я запру на замок, она возьмёт вот на защёлку защёлкнется. Я ботаю, ботаю, слышу, Саша-то ей кричит:"Открой [этой] ряженой!
Interviewer: Потому что мужскую одежду надела, да?
CAN1941: Его одежду всю, Сашину одежду наденет. А на него... Он уже последнее-то время не вставал, гляжу, свои плавки вот до сих пор ему наденет. Я говорю: Почто ты с него трусы сняла, а плавки на него надеваешь? Ну поч=..." Ну не соображала ничего. У неё прошёл инсульт, и после инсульта с ней вот случилась такая катавасия. Да, ужас, ужас. Меня только все:"Господи, да ты с ума сошла, своё драгоценное здоровье-то загубишь!"
Interviewer: Тяжело, тяжело, да, очень так...
CAN1941: Ну тяжело с таким человеком, очень тяжело. Я не спавши была ни одной ночи. Она ведь вот начнёт глумить, я её тут положу. Уложу её сначала, как маленького ребёнка. Только уйду туда, слышу, она заб=, забормотала, чего-то надо. В туалет, где ей надо, там она и присядет. Говорю: "Аль, вот я тебе ведёрко специально поставила". По-большому в туалет летом-то. "Ты скажи мне, я тебя свожу". Вот. Тяжело мне было, ну ладно.
Interviewer: Ой, да, ну прошло, что уж...
CAN1941: Два года шесть месяцев. Вот шесть месяцев ходила за них за двоих, потом детки-то её приехали, чтобы не видели. Сашу-то хоронили когда, они её в Шуе на свою [...] устроили. Вот, вот в психбольницу-то. Потом они уехали, она там в больнице осталась, а я к ней всё ходила. Приду, она всё: "Миленькая, возьми меня. Возьми меня". Не выдержала душа, звоню: "Света, звони врачу, чтобы мне её отдали. У меня больше не выдерживают нервы". Ходить к ней, что она плачет, там её и били, и всё. И зубы-то у неё переломили. Вот эти вставленные-то, уж она потом без зубов у меня была. Не говорите, не устаётся. Давайте я вас чайком угощу?
Interviewer: Да...Да...?
CAN1941: Давайте, девчонки, сейчас я чайку поставлю. Я лепёшки пекла деревенские.
Interviewer: А мы вам зефирчик принесли, но не знали, что диабет. Будете зефир?
CAN1941: Да не знаю, ну ладно. Ну одну, может, я съем.
Interviewer: Может, чуть-чуть-то можно? Не знали, что диабет. Ой, старики - это, конечно, в таком состоянии такая мука. У моей подруги тоже мать в таком состоянии. Вот, и у неёё отец и мать - ровесники. Вот отец в основном ходит за этой матерью. Это вообще не сказать, не сказать, да!
CAN1941: Страсть Божья! Сейчас мы вот здесь загнём маленечко.
Interviewer: Ага, чтобы не испачкать. До клеёночки, да.
CAN1941: До клеёночки.А я ещё, вот когда в Москве-то была, девчонкам-то там на площадке, где гуляем...Они все меня полюбили, там много же нянек-то всяких ходит. Они меня все полюбили, всё: "Бабя Надя, Баба Надя". Вот я начну другой раз Ольгушке-то какие-нибудь там эти, песни рассказывать. "Ты заведующей садиком что ли работала?" Я говорю: "Отстаньте, что ли, девчонки? Какая я заведующая?"
Interviewer: А там, на кухне, Ваши фотографии? Какие? Цветные.
CAN1941: Да, вот мы с, мы с дедом. Да сын. Это вот мы с дедом молодые. Я беременная была как раз. А это вот сын мой.
Interviewer: Похож на отца и на вас. Правда?
CAN1941: Да.Вот, это он вот десятый класс, наверное, кончал, одиннадцатый.
Interviewer: Цветная...Такие старый фотографии...Хороши. Может быть, этот стол подвинуть к дивану, чтобы Вам удобно было сид=?
CAN1941: Нет-нет-нет, сейчас мы всё найдём, всё-всё-всё сейчас. И майонез, я всякой всячины натолкала, и масла сливочного, яичка. Чего, чего там не натолкано. Всякая всячина. Да.
Interviewer: Да? О, как интересно. Сфотографирую.
CAN1941: Всякая всячина. Да? Уж не больно они красивые, конечно. Да?
Interviewer: Красивые, очень. Я так давно не ела. Что-то сделанное своими руками. Да, вот так вот. Вот, [мешает он]. Не могу никак.
CAN1941: Вот малинки, девчонки. Да нынче всю малину съели осы.
Interviewer: Да? Что-то осиный год какой.
CAN1941: Всю, да. На малину забились осы. И всю вот..А набрала, что ведь малины-то? Всего навсего. Да. У кого-то вон и клубнику, говорит, даже жрут. Сан Саныч что-то помогает папе колоть дрова.
Interviewer: Да, да, он говорил. Да.
CAN1941: Да, гляди-ка, что накатал ему.
Interviewer: Мы мимо шли, он говорит: "Идите ко мне тоже, работу вам дам".
CAN1941: Да-да-да. А у него отец-то, он сейчас директор школы.
Interviewer: Да. Правда, да?
CAN1941: А, и отец у него был директор школы. Да, Александр Владимирович. Вот он поехал...У них же мать-то умерла, вот у Сан Саныча-то, Лариса, она была тоже учительница. Вот. И он живёт теперь с сожительницей, у него в Пестяках.
Interviewer: Отец-да? У отца...
CAN1941: У отца-то, да. И вот он поехал, давече ко мне пришёл: "Надежда Алексеевна, я к тебе иду за цветами". Я говорю: "Бери, бери, мне не жалко". В общем я живу, у меня здесь соседи - семья пять человек, трое детей, муж с женой молодые. И Александр Владимирович. Они меня ни в чём не оставляют.
Interviewer: Ага, всегда, да? Если что...
CAN1941: Таня другой раз позвонит: "Что-то бабка не отвечает". Они уж ко мне бегут, тот и другой: "Бабушка, ты что им не отвечаешь?" Говорю: "Я дела какие-то делаю, забыла, что надо ответить-то. Выхожу, топчусь-топчусь, топчусь-топчусь.
Interviewer: Захотелось Дане тоже попробовать кокурок. Послали? Да. Вкусненько.
CAN1941: Вот огурчиков тут давече собрала, отдала Тане. Она у меня уезжает на операцию, сноха-то. Ногу ей. Давай сейчас бульончика, дочка, положим, я тебе...
Interviewer: Да. Давайте помогу Вам?
CAN1941: А то плохо доставать-то. Сиди-сиди-сиди, сейчас я блюдечко, на, достану. Я говорю: "Ты уже вот хоть пока не уехала на операцию-то, поделай, эти, огурцы-то".
Interviewer: А, посолить на зиму, да?
CAN1941: Да. Дала ей, вон, ведёрко набрала. Ведро огурчиков оставила да помидорину. Ну чего какуры-то? Нормаль=, нормальные ли?
Interviewer: Очень вкусно. Ой, такая вкусная! Очень вкусные, сдобные, прям...!
CAN1941: Да уж не сказать, что очень вкусные, но ладно. Сметанка, да-да.
Interviewer: Очень! И сметанка, видимо, хорошая, настоящая! Прям очень вкусно. [...]
CAN1941: А я на...Бульончик-то вот я под малиновый-то припасла. Ой, я бестолковая какая бабушка.
Interviewer: Ой, спасибо Вам большое. Ой, как...прям...
CAN1941: А вот огурчик-то, Да чего это? Сейчас тарелочку я да, вон, помидорку... Огурчик один только остался, а то всё ей отдала.
Interviewer: Да Вы оставьте себе, может быть? А то...
CAN1941: Не надо мне, не надо, ничего не надо мне. Я [всё равно]...пила и ела всё равно.
Interviewer: Как же вкусно. Пошли сейчас огурцы, да?
CAN1941: Вырастут ещё-то. Они расти начали. Да. Это вот тепличный какой-то. Варьнье - это вот, наверное, чёрная смородина.
Interviewer: Да, очень вкусно. Вари=, варите или так с сахаром и поставили?
CAN1941: Желе какое-то я всё делаю. А нынче и чёрн=... Дай, дочку, вот этот, книжку-то. Варю...Сначала варю сироп. Варю сироп, потом, значит, запускаю там, по-моему, четырнадцать стаканов ягод, одиннадцать стаканов песка. Варю, потом, потом-потом-потом... Песок весь не кладу, кладу только половину. Потом, когда пять минут они у меня покипят, и весь песок кладу, и вот мешаю-мешаю-мешаю-мешаю. И они вот, ягодки-то, почти что целенькие, а то они жёсткие бывают такие,
Interviewer: Да, да, да. Но недолго варите, да?
CAN1941: когда их переваришь. А тут вот, видишь, как у них всё... Пять минут, по-моему, да.
Interviewer: Пять минут, а-а-а...
CAN1941: Пять минут. Сейчас вот со=, посолю маленько. Пейте, я ещё чай-то, чайку-то вам полью. Пейте, пейте.
Interviewer: Спасибо. Да.
CAN1941: Маленько, чуть-чуть. Со=, соль-то ведь не все любят. Ой, господи. Вот ...Я её по [...] да по ягодке. Ну вот [...], девочки: "Вот к Надежде Алексеевне в понедельник поедем, мы тебя возьмём по ягоды". Я говорю: "Я ведь не больно хорошо себя ещё чувствую. Мне вот, со мной будет, - говорю, - чего вы со мной будете делать?
Interviewer: Да там, наверное, идти же далеко надо.
CAN1941: На машине. Они меня возьмут, при= прям до самого леса.
Interviewer: На машине поедут? Угу.
CAN1941: А там вот метров двадцать только дойти, и ягоды есть, они уж ездили туда. Черника, черника. Мне в принципе не надо бы, вот только пироги бы испечь. хочется пирогов с черникой. Деревенские..."Пресняки
Interviewer: Пресняки" называется? Потому что некислые, да, [пресное тесто]?
CAN1941: у нас их зовут. Пресняки. Они вот пресные, из пресного теста.
Interviewer: Да...[А это у Вас кто]?
CAN1941: Вот. Кушайте, кушайте, кушайте. И не пейте так, с, варенье-то, я ещё накладу. Подвиньте поближе, я положу ещё, это ведь прошлогоднее, я ещё нынче не варила. Поглядела вот давече. Гляжу, кусты-то, вот завивает чего-то их, как молоком облитые. И мало нынче этой, черники-то. Ко мне ведь вот Танина сестра приезжает, ведро обливное наберёт. Потом родственники в Пестяках у меня есть, тоже ведро обливное набирают. А нынче, - говорю, - ничего я вам не дам, нет ягод-то". Я никогда их не обрабатываю. Я не, не обрабатываю, я не могу.
Interviewer: И никакой заразы не бывает?
CAN1941: Ни...Всё время, вот говорю, по обливному ведру брали, и себе наберу, и они наберут. А нынче вот мало очень ягод, мало очень, мало. У меня вот вон там, наверное, раз, два, три, четыре, пять... Пять кустов да тут вот сколько. И всем давала, и..."Берите". И Татьяне наберу, и всем наберу.
Interviewer: Может, весной просто холодно было? Может от этого, помёрзли, может?
CAN1941: Ну вот какой-то, да, холодно, наверное, вот даже ещё, когда почки были. Их уж, наверное, загубило. И поэтому вот нет ягод-то, мало, очень мало. А потом какая-то зараза напала. Зараза. Кушайте, кушайте, милые мои, кушайте.
Interviewer: Ой, спасибо Вам! Спасибо большое!Так вкусно.
CAN1941: Да не за что, не за что. Кушайте, милые. Кушайте. А я уж вам конфетки не дала, только у меня эти конфетки диабетические. Я не это...Ну вот с вареньем ешьте.
Interviewer: Я тоже всю жизнь балансирую. Потому что у меня аллергия на сахар бывает, высыпет на лице, да.
CAN1941: Да? Да...А у меня ведь вот
Interviewer: Вот я тоже так всю жизнь ограничиваю себя, чтобы много не съесть.
CAN1941: одиннадцать, одиннадцать уж единиц. А норма-то только пять. Пять - это норма-то, а у меня одиннадцать. А лежала я в пульмо, вот, у меня и астма, у меня тысяча болезней всяких. Вот, в пульмо лежала, так мне делали преднизолон, они мне такой раскатили сахар-то, у меня было двадцать девять даже. Вот такой сахар был.
Interviewer: Ужасно. Это они лечили Вас от астмы? И получилось, что систему эту расшатали?
CAN1941: Да, да, вот этот преднизол он мне дал вот такой...Я ещё вам чай-то налью, пейте. Я пробурила скважину... У меня вот, я ходила вот к соседу,
Interviewer: Чай такой вкусный просто.
CAN1941: к Александру Владимировичу. А пробурила свою скважину, да бурили да бу= её...Первые-то бурили-бурили, ничего не добурились. Вторые ивановские приехали, ивановские бурили. У меня хоть и свой колодец, но я с него не пила, потому что я не прочерпываю воду-то. И я брала вот у Александра Владимировича. А он говорит: "Ну вот теперь ты от меня ушла, я теперь один остался у колодца-то". Я говорю: "Ну так я уж свою скважину пробурила". А Валерка говорит: "Ну, бабушка, всего-то вот тут наделаешь, скважину набуришь, всё, ну уж вот, когда ты умрёшь, продадим что ли твой дом? Никто в деревню-то жить-то не поедет". Я говорю: "А, может, кто поедет". Да. Затра=, деньги затрачиваешь, а всё попусту.
Interviewer: Да, может, кто и поедет. Сами, а сами не хотят? Тут отдохнуть детям.
CAN1941: Дак у них своя квартира здесь трёхкомнатная в Ландехе-то.
Interviewer: В Ландехе? А-а-а, они тоже тут живут, да?
CAN1941: Ну так да. Мать-то тут живёт. Давайте ещё чайку полью.
Interviewer: Ну кипяточку вот только если, не откажусь. Прям вкусный чай у вас, это невозможно.
CAN1941: Пейте, пейте, мои хорошие, пейте.
Interviewer: Не могу остановиться. А кокурки эти такие вкусные, прям... Нужно взять рецепт. Ну, наверное, на глаз. Всё на глаз, наверное.
CAN1941: Давайте вам варенья-то добавлю, пейте. Пейте с вареньем-то.
Interviewer: Спасибо Вам, так вкусно! Просто....как Вы так делаете?
CAN1941: Пейте с вареньем-то, я ещё добавлю, не жалейте ничего.
Interviewer: Всё простое, а такое вкусное.
CAN1941: И лепёшки-то ешьте, не стесняйтесь. А я покупаю специальную муку, вот Лида мне, эта, "Пудов" она называется. Она самоподнимайка.
Interviewer: Пудов"...Хорошая, да? А-а-а...
CAN1941: Туда ни соду, ничего я не кладу, да. Лида вот пекла пресные-то, говорит: "Соды наклала, Надя, и так плохо пахло, сода, сода-то".
Interviewer: Содой пахнет, да.
CAN1941: Да. А я говорю: "Я никогда, я всё время, - говорю, - эту "Пудов" покупаю, и очень хорошо эта мука, она сама поднимается". И они вот мягкие, как на дрожжах будто-бы. Кушайте, не жалейте, не стесняйтесь.
Interviewer: Спасибо. А как вы их печете, какой рецепт вот, ну вот примерно хоть?
CAN1941: Кушайте, кушайте. Кушайте. Ну вот я блюдо вот этой муки посыпала, потом, значит, песочкупосыпала. Ну вот соли-бы не надо, там соль-то есть, но я маленько соли-то посыпала, но переборщила. Ну хоть чуть-чуть. Потом, значит, вот положила сметану. Положила майонеза,положила сливочного масла, растопила. Положила, значит, яичко,и молоко у меня, простокваша, скисло молоко, вот этого. Всё ложкой мешала-мешала-мешала, мешала-мешала. Потом дощечка у меня специальная, я на дощечку выложила. Всё соединила, потом месила, месила-месила-месила-месила, долго месила. К рукам пристаёт, надо чтобы не приставало. И начала резать. Такие маленькие кружочки вот такие скатаю, потом их пришлё=, пришлёпну.
Interviewer: И масло, и масло туда тоже, да?
CAN1941: Масло сливочное, да. Уж оно гляжу, у меня не это, не очень такое было свежее. Ну не пахло, ничего от него, но
Interviewer: Ну да, ну в выпечку.
CAN1941: вот я его, я его на газу растопила вместе со сметаной. Перемешала вот так вот...Всё говорят, поговорка какая была: "Была бы,- говорит,- корова да курочка - состряпает и дурочка". Вот, а без этого чего, на воде? Вот ни что будет? Кушайте, ешьте, ешьте, не жалейте, ешьте. Ешьте, ешьте.
Interviewer: Спасибо. Вкусно. А я вот хотела про детские песенки-то Вас спросить...
CAN1941: А как...Дак какие уж я пела? Погоди-ка вот, сейчас... Ходит сон по лавочке в красненькой рубашечке, а дрёма-то по другой в рубашонке голубой". А потом..."Колпачок, колпачок, мы тебя растили, мы тебя хранили, на ножки поставили, танцевать заставили".
Interviewer: Ой, я своему внуку спою. У меня внук есть.
CAN1941: Да, вот. "Каравай, каравай, кого хочешь, выбирай". Всякие, чего на ум прходило. Он у меня не спал ничего по ночам-то. Я вот привяжу к ноге-то верёвку, да вот-вот-вот-вот. Не спал, ничего по ночам, [озорной] был. А дети у Тани были спокойные. Внучата. Она и не знала, что у неё.. у неё они есть. Спокойнее парнишки были, а у меня прям такой был озорной парнишка-то, озорной.
Interviewer: А вот бывает всякие игры, вот, чтобы там, с ними играть, играют там всякие. Там как-то, ну...
CAN1941: Так играли, играли вот на полу-то. Маленький когда был, на полу начнём всякие из кубиков с ним делать поделки да всякую всячину. Тоже больно-то уж с детьми-то времени-то не было заниматься-то, полный двор был скотины. Тринадцать голов было овец, была корова. Куры, были овцы, дак вот когда? Придёшь с работы, как бешеная, и один выходной был только воскресенье. Да и всё время нас в колхоз посылали работать тоже на покос, и картошка наше, и сено наше. Из конторы конторские: "Пойдите-пойдите". Уж обсиделись в конторе-то. А конторские дела тоже делать надо было. Теперь ведь полбеды, что делают, а раньше-то, ой... Одних проверяющих было, дак миллион человек приедут, сидят. И вот в районе-то одно хозяйство, наше-то, ещё и существует. Я говорю: "Не благодаря мне всё-таки, благодаря мне хозяйство-то сохранилось". Восемь колхозов было, совхозов, один единственный остался. Да, я его хранила, как могла.
Interviewer: Да.А вот у вас бывали драки на гуляньи?
CAN1941: Да, и кола=, и колами дрались, и цепями дрались, и ножами тыкались.
Interviewer: Да? Так серьёзно? Ого.
CAN1941: Да.Да, серьёзно, даже сажали в тюрьму. Да. До крови прямо. А вот в Князькове одного парня... В общемтополь был посаженный, тополь, раньше тополя, вот обрежут сучки и их сажают, тополя-то. И этот сучок вытащили, и по голове ему дали, и убили насмерть парня-то. Да. Сидели тогда наши-то мальчишки, вот с нашей-то стороны за него. Чёрт его знает! Девок делили, кого ли они... Да уж каждое гулянье драка! Только другой раз слышишь, ведь палисадники-то раньше огорожены были всё кольями да не знаю, чем. Только слышишь, треск идёт. Начнут колья-то...
Interviewer: Колья выдирали из палисадников?
CAN1941: Выдирали, да-да-да, и вот бухались, дрались. Были-были. А брат у меня двоюродный, брат двоюродный был, маленький ещё был. Пришёл да говорит, к бабушке нашей: Бабонька, милиционер приехал. Не Рябов, не тот Рябов, который Рябов, а другой Рябов вот". Ну у нас участковый-то был Рябов. А этот приехал, тоже милиционер, но не Рябов. Не тот, - говорит, Рябов, который Рябов-то, а другой Рябов вот". Вот, да.
Interviewer: Ой, да. А вот мы...Нам тут сказали как-то, что вот драться начинали ещё вот в пляске, ещё танцуют, и уже там начинают это, драться.
CAN1941: Да-да-да, или задел один одного или ещё, или вот, когда бывает вот эта...
Interviewer: Да.
CAN1941: Кадриль-то танцуют, вот. "Ты мою девку пригласил". Обязательно-то парни приглашают деву=, девушку. Вот из-за этого и то придёт. Да хочется поскандалиться! Просто хочется поскандалиться! И окошки-то в клубе-то били ни один раз. Да, начнут как бить окошки, только шоблы воют. Тресь, тресь!" Они ведь не такие были, окошки, а эти, из стекла.
Interviewer: А было, было у вас, что вот частушки пели там, ну, про драку. Что вот что-то такое: "Подраться хочется...
CAN1941: Ну да вот, погоди, как, вот сейчас, погоди... На гулянье я пришёл, драка начинается, моя левая рука к нагану пробивается! Мужики-то всё пели. Да. Так уж вот, другой раз вот не спится, перепою миллион песен и миллион частушек. Всё говорят, надо петь или считать. И всё равно не спится. Другой раз гляжу, два часа, а я ещё глаз не сомкнула. И молитвы-то все перечитаю, которые знаю, и всё. Ну не спится и всё, вот не спится и всё. Вот не спится, что хочешь. А вот хворала, у меня всё завалено было. И кашель-то, и всё. Так я пять дней вот сидела здесь на кресле, на кресле. Гляжу, два часа. Третий час, начинает потихонечку светать. А я ещё и не засыпала, кашляю-кашляю-кашляю-кашляю. И температура-то, и кашель вот, Господи... Сегодня уж вытаскивала всю свою постель, говорю: "Все микробы". А вроде наподобие дождя, убрала всё рано. Не было бы, была бы, повисело.
Interviewer: Ну да. Из Москвы мы, да. Да.
CAN1941: Вот так, девушки миленькие. А Вы из Иваново, из Москвы? Вот, из Москвы. Ну, вы в каком учитесь, какой у вас, он как называется, ваш институт? Университет.
Interviewer: Он называется "Высша="...Университет? Да-да, "Высшая школа экономики". Но у нас там факультет гуманитарных наук. Потому что мы-то не экономисты.
CAN1941: А-а-а, ну гуманитарные науки, понятно.
Interviewer: Да, гуманитарные науки. И вот мы изучаем это, собираем. Делаем, будем делать архив фольклорный. Вот, электронный, чтобы можно было, знаете, в компьютере открыть,
CAN1941: Ну я поняла. Но Вы руководитель, похоже?
Interviewer: и там вот песни, сказки. Вот и всё это. Там чего Вы...Да, я руководитель, да. Да.
CAN1941: Да, и похоже, Вы руководитель. Но вас сколько приехало, вот вы двое только приехали?
Interviewer: Нет, нас тринадцать человек в общей сложности, да.
CAN1941: Да? Ага.
Interviewer: Ещё одна преподавательница, остальные - студенты в основном. Ну вот Таня вот уже закончила, в этом году диплом защитила. Да, по фольклору.
CAN1941: Да? Ну молодец. Да? Да?
Interviewer: По фольклору, писала про царя, про ца=, царь в фольклоре вот, в сказках. Потому что...да. Да, это с трудом далось, конечно, но...Да, нужно.
CAN1941: Молодец. Теперь работу надо искать. Ну, вы и родом из Мос=, сами, с Мо=...?Да?
Interviewer: Нет, я поступила в Москву, я из Белоруси. Да, девочки у нас разные все. У нас есть из Перми, из Архангельска, из Воронежа.
CAN1941: Ну понятно.
Interviewer: Ну кто в общежитии живут, кто где. Есть москвичи, есть из Подмосковья. Там вот из Коломны девочка у нас есть. Да?
CAN1941: В Коломне была. Мы со Светой ездили, да, она меня везде возила, конечно.
Interviewer: Да, коломна красивый город там, да.
CAN1941: Да, угу, очень даже. Там вот в этом, даже в церкви там были в Коломне-то. В церкви даже были, в церковь ходили. Она знает, что я люблю в церковь-то, в храм-то ходить, и она уж вот меня везде возила. "Тётя Надя, ты уж не тоскуй, ты уж не страдай". Так что вот девчонку возьмём, и в выходные-то дни мы ездили. Вспомню - вздрогну. Вспомню и вздрогну, шестимесячную взяла девочку, она уходила на работу у меня на двенадцать, на тринадцать часов. Это...ужас, сколько мне доставалось с ней. А дома-то новые юго-вос=, юго-восточные. Дома-то новые, квартиры-то ещё делали, вот этой дрелью-то начнут: "Ррррр". Я девчонку только уложу, а они вот дрелью-то начнут там калябить-то, Господи! Пойду к ним: "Мужики!" А они нерусские все, они ничего не понимают.
Interviewer: Да...
CAN1941: Я говорю: "Дайте поспать-то хоть два часа ребёнку-то. Хоть с двух-то до четырёх уж вы не сверлите". А им до лампочки. А им до лампочки, они даже и думать не думают и... Ой, прямо. Вспомню - вздрогну.
Interviewer: Да.
CAN1941: Дак она не столько с матерью находилась, сколько находилась со мной всё время, да. Другой раз разозорничается, уж вот побольше-то стала ходить. Говорю: "Всё, собираю сумку, уезжаю домой". Ну бабушка Надя, ну милая ты моя, ну не уезжай! Ну не уезжай!" За сумку возьмётся, а я сумку начинаю собирать, свои шмотки. Господи, девчонка! А приезжали, вот они нынче у меня приезжали третьего января. Сюда ко мне приезжали, каждый год приезжают. Бабушка у неё есть, Татьяна, настоящая бабушка, материна мать. Светина-то вот. "Алексеевна, внучка-то ведь мне как обидела!" Я говорю: Оля, ты чего это бабушку свою, она тебе сколько книжек всяких накупила, сказок, всякой всячины, а ты на неё". Сидит да говорит: "Я так очень люблю мою маму, так я люблю мою маму. А ещё больше всех люблю мою бабушку Надю". А родная-то бабушка сидит и говорит: "А меня?" "Тебя потом". Вот она говорит: "Как мне, Алексеевна, было обидно! Я говорю: "Так она со мной три с половиной года, Таня, конечно". Она ко мне привыкла. Я ведь один-единственный раз её дала по попе. Стала собирать в садик, никак не хотела ходить в садик. Трусики у меня целая эта, была наглажена целая стопа. Мне и эти не надо, и эти неудобно, и эти". Все раскидала. Я говорю: "Да это вот что такое-то, ну? Что это за озорница за такая-то?" Будь ей по попе! Вот и говорила, говорю: "Ольгушка, ты помнишь по попе?" Да было, было". Я говорю: "Да было, было, было, дала я тебе уж раз за раз". Никак в садик не ходила. А потом, потом я от них уехала, и они ещё на месяц меня. "Уж,Алексеевна, на месяц только приедь, на месяц". Вот я к ней ездила. Потом из садика не заберёшь, вот как привыкла к садику. Надо было нам в беби-клуб с ней ходить, я её никак их садика не могу увести. "Я ещё не всё вот сделала в садике".Я говорю: "А помнишь, как ты не хотела ходить в садик вот?" Озорничала! Вот сидит, на лошадь сядет, воспитательница мне скажет, Валентина Ивановна. Вот сидит всё: "Надо, надо". "Чего это надо-то?" Я говорю: "Так Надя, Надя, Надя". Всех соберет: "Сейчас моя бабушка Надя пойдёт". В одиннадцать её уведу, в пол-двеннадцатого за ней иду. Вот, а потом уж вот, да. А уж теперь в пятый класс ходит, на одни пятёрки учится. На одни пятёрки, занимается этим, лопаткой-то...
Interviewer: Этот, бадминтон или теннис? Теннис, теннис, ага.
CAN1941: Тенни=, да-да, в теннис играет. Вот. Ноги длинные, высоченная стала, я ей накупила прош=, они приехали, всякой всячины. Она одела, это, Светка-то говорит: Оля, по попе-то, гляди-ка, всё расхаживается. Бабушка Надя уж не знает, какая ты". Да размер-то купила да, видать, не тот. Она сказала: "Буду носить всё равно, это бабушка Надя мне купила". Вот, уехала нынче в лагерь в какой-то, физика да химия, чего-то не знаю вот, видать...
Interviewer: А-а-а, летняя школа какая-нибудь, да?
CAN1941: Да, да. Да, да, да, вот-вот, да-да-да.
Interviewer: Сейчас такие делают, очень интересно, говорят, летом, да.
CAN1941: Вот уехала в лагерь. А так-то у неё тридцатого день рождения, мы с Таней звонили. Тане позвонили, а она сказала: "Она....Доминиканская...
Interviewer: Республика, Доминиканская республика, это ездят там ну типа на пляж, на море, да? Это, да?
CAN1941: Да. Вот там вроде она сказала в Дом=, в Доминикане они, в Доминикане. Это какая республика? Так, Доминиканская, что ли, она.
Interviewer: Это, гд=...
CAN1941: Они всё и в Испанию ездили да в Италию ездили, и в Турцию-то ездили, и в Грецию-то ездили, везде они ездили. Ездят каждый год, уж она, Света-то, работает В "Транснефти". Там и зарплата-то - будь здоров, и эти самые,
Interviewer: А-а-а, ага. Да-да-да. А-а-а, ага.
CAN1941: где вот Сечин-то этот распрекрасный, вот она где работает.
Interviewer: Ну там да, там хорошие зарплаты.
CAN1941: Она, у неё два высших образования тоже, у Светы-то. А потом она кончала какие-то английские курсы, ездила в Англию. Очень дельная такая женщина. А папы тоже нету, папы нету. Живут двое только вот, с дочкой. Ей, конечно, со мной было хорошо, она придёт, как к родной матери. Я ей всё переглажу. Я ей настряпаю, и вот они любили до страсти стряпню вот эту, я им колоба ещё всё время пекла с картошкой. Вот как они их любили. Они выходной спят, проснутся. Олька уж вот, когда уже стала ходить, всё: "Моя бабушка Надя похоже чего-то настряпала, так вкусно пахнет!" Да, придут - я им всё. И пироги всегда пекла, и всё-всё-всё. Ей, конечно, она была-ка...Стала уезжать-то, она ревела не слезами, а кровью. Она и надеялась, что дома ничего не пропадёт, всё я у неё была, как крепкий замок. И всё, и полы подотру, и всё делаю. У неё были эти ведь паркетные полы-то. Всё делала. И наглажу, и два раза гулять ходила с семнадцатого этажа. Вот с шести-то-месячной, надо её собрать. Раз в лифте-то застряли, я Светке звоню: "Света, мы в лифте застряли, я не знаю, чего делать".
Interviewer: Ух, как страшно!
CAN1941: Да. Вот она позвонила этому, там начальнику-то какому-то, да уж нас и вызволили. Сем=, на семнадцатом этаже жили. Дом новейший, только построенный.
Interviewer: Да.
CAN1941: Вот такие дела, такая жизнь моя нелёгкая. Везде меня зовут. Вот она и сейчас: "Хоть, тётя Надя, я тебя и пропишу". Я говорю: "Не надо мне твою Москву, никак не надо". Не хочу даже глядеть на неё, одно бешенство. Не буду, не буду. Домой, домой, домой.
Interviewer: Да конечно, тут спокойно. Да, дома стены лечат, да.
CAN1941: Дома стены лечат. Да я в этом доме уж вот пятьдесят годов прожила, дак уж чего тут говорить. Конечно, меня всё влечёт домой. Кушайте. Чем вас уж ещё угостить-то? Дык да.
Interviewer: Ой, спасибо. Так наелись, так вкусно! Просто слов нет. Про домового...
CAN1941: Ну домовой всегда, я тоже, вон, другой раз ложусь спать, чего-то на столе оставлю, скажу: "Домовой, это тебе". А когда в Москве-то была, всё тоже говорила: Ты уж прости меня, ты, чай, по мне истосковался. Столько-то времени меня нет, ты там один у меня хозяйничаешь". Вот такой-то говорят, что домовой-то вроде, в каждом доме есть домовой. А кто его знает? Дух какой-то или чего ли? Много ведь всяких предсказаний-то.
Interviewer: Да.
CAN1941: Ну так они или не так, не знаю. У меня вот умерла мама, мама умерла. И мне что-то и не снилось, ничего, потом вот на девятый день, девятый день ей был, вот. И вот просто отчётливо слышала её голос: Надёнка, вставай, чай тебе корову надо доить. Прям вот отчётливо мамин голос, это было шесть часов утра. Но зима была, зима. "Вставай, тебе корову доить". Вот, муж раза одного не при=, не приходил. А вот Аля-то, подруга-то, С Сашей-то ещё они были здоровые, они на сороковой день ко мне приехали, они вот здесь спали на кровати, а я там, в своей комнатке. Стучала, - говорит, - Надя, стучала вот в это окно. Слава, стучала вот в это окно".
Interviewer: Да?Да, ну да.
CAN1941: Да. "Мы, - говорит, - оба слышали, что стучала в окно". Но так ли это, не так ли, это, может быть, почудилось ли, чего ли. Я чего-то не больно верю всему этому сама-то.
Interviewer: Да, интересно. Ну и ладно, и хорошо.
CAN1941: Никто ко мне не приходил, никто.
Interviewer: Ну вот нам говорили, что если вот... Домовой, он, бывает, вещи разбрасывает? Ну как-то...Или не можешь найти какую-то вещь. Да?
CAN1941: Ну да, бывает-бывает другой раз, вот ищешь-ищешь, я вот всё другой раз скажу: "Мышка-мышка, поиграй да и мне отдай". Что уж, а сама запихаю куда-нибудь и начинаю искать. Не это самое, не приберёшь как следует-то. Вот оно и...Начинаешь искать. Теперь памяти ничего не стало. Ничего не стало памяти, нет никакой памяти.
Interviewer: Ну да. Ой, интересно. Ой, спасибо Вам большое!
CAN1941: Да спасибо, что пришли. Я с вами вот, видите, вечер провела. Давайте ещё чайку-то.
Interviewer: Да пойдём, наверное, мы. Ну, вот на...
CAN1941: Да? А вы там хоть, а вы там где хоть ночуете?